Светлый фон

Я кивнула: легко было понять, что вторжения из миров случались. Ни внезапные «гости», ни их уровень силы, ни даже агрессия не привели никого в ужас и панику, а на большом собрании это было особенно заметно. Да и не только.

Хэй действовал спокойно и разумно, а Эбер, который являлся Верховным Божеством, не торопился рвать на себе волосы. Поэтому простой вывод напрашивался сам собой: вторжение — ситуация почти рядовая.

— Божества должны быть готовы к тому, что наш мир посетят враги. У нас даже есть те, который определяют вторженцев, их мастерство. Если вторженцы слабые, то мы стараемся отправить самых молодых божеств для сражения, чтобы они набрались опыта. Но иногда... Очень редко случаются ошибки, когда силу врагов определяют неверно. Итог, — Хэй кивнул в сторону могил, — ты и сама видишь.

— Вижу, — тихо сказала я, подходя ближе к мужчине и кладя ему руку на предплечье.

— Когда... когда такое происходит, то есть определенный шанс помочь молодым божеством, срочно отправив кого-то на помощь. Обычно это самое ближайшее опытное божество, обладающее достаточным уровнем силы. Всех этих ребят... должен был спасти я. Но не спас.

Хэй замолчал, шумно сглатывая. Это больно. Больно, когда погибают те, кто даже не успел пожить. И страшно.

— Как это произошло? — тихо спросила я.

— Я... я проигнорировал вызов с небес, Лисса. Посчитал, что меня это не касается. Я ведь тогда как раз рассорился с Ксором и Эбером, решил, что буду божеством лишь для монстров... Юношеский максимализм, несусветная глупость и бессмысленные убеждения. Пусть божества и не были для меня самым главным, но они оставались частью моей семьи. Родственниками. Теми, кто со мной одного духа, теми, с кем мы ходили по одной земле. Увы, я был слишком глуп, чтобы понять — кто бы не был мне дорог сейчас, я не обязан ради них отрекаться от всех связей. Я... я никогда не смогу себе этого простить.

— Да, — тихо сказала. — Такие вещи и другим простить почти невозможно, а себе уж тем более.

Я понимала Хэя. Понимала, пожалуй, больше других. Ведь та Видящая, та милая девочка погибла исключительно из-за меня.

— Они... Они — это свидетельство моей глупости, моей ничтожности, свидетельство, что я совершал ошибки, которые не исправить. И которые не простить. Никак и никогда, — закончил Хэй.

— Та Видящая, — начала я. — Помнишь, да? Свидетельство моей глупости, моей ничтожности. То, за что я тоже себя никогда не прощу. И остается только помнить и двигаться дальше, — хрипло прошептала я, но не расплакалась.

Взяла себя в руки усилием воли. И «посмотрела» на мужчину, стоявшего рядом со мной. Со сгорбленными плечами, с опущенной головой. На мужчину, которого боль и вина гложили настолько, что он даже не мог заплакать.