Потом, когда Танатос склонился над первым и ужасные язвы прямо на глазах стали сползать с его кожи, их апатия начала понемногу сходить на нет. Один даже разморозился настолько, что спросил:

— Ты что, реально можешь это лечить?

Танатос покосился на парнишку, лысого, как и все они, бесцветного, явно очень юного. Сколько ему? Не старше двадцати. Пошёл ли он на эту войну добровольцем? Или попал под принудительную волну? Внешне он казался здоровее остальных, но Танатоса это не обманывало: его внутренние повреждения были куда сильнее, чем у прочих.

— Могу, — ответил Танатос. — Это интереснее, чем убивать. Хотя и намного сложнее.

Парнишка хохотнул.

— Ну оно понятно. Ломать всегда проще, чем строить! Ты вот знаешь, как быстро и легко ломаются человеческие кости?

Танатос кивнул.

Да, он очень хорошо знал.

— Или вот облучение, — не унимался парень. — Мне вот хватило десяти секунд, чтобы получить смертельную дозу. Десять секунд! А лечить меня пытаются вот уже полгода. И без особенного успеха. А ты меня вылечишь? Или потренировался на кошках — и ладно?

— На кошках? — нахмурился Танатос. — Я не лечил животных.

— Ха, — сухие губы парня изогнулись в улыбке. — Ну да, логично, что ты не такой задрот, как я, и едва любитель двухмерной кинематографии… Я говорю, вылечил одного — и хватит? Или вылечишь всех нас?

Танатос окинул взглядом палату. Восемь пар глаз смотрели на него, и в их глубине была робкая, очень недоверчивая, но всё же надежда.

“Ты не обязан, — отметила Ли, — особенно если это действительно так тяжело. У тебя должны остаться силы для прямого эфира.”

— Я постараюсь, — вслух ответил Танатос всем сразу: и ей, и своим внезапным пациентам, и себе.

И у него почти что получилось.

Почти.

Интересно, почему тех, кого хочется спасти больше всего, так часто спасти не получается?

— Ты не можешь, — заметил тот самый парень с горечью. — Выдохся?