— Мур! — позвала я кьёри. — Мурка!

Кошка всегда первой предупреждала о вторжении врагов. Она просто не могла сидеть где-то молча, когда я пришла. Сердце сжалось от нехорошего предчувствия.

— Мур, — позвала я, уже зная, что ответа не услышу.

Единственным местом, где не было погрома являлся стол, посередине которого лежала записка.

Хочешь получить свою кошку обратно, приходи в полночь к статуе одноногого гнома. Одна.

Мной овладел ужас. Из записки следовало, что я должна явиться ночью одна в самую далёкую и заброшенную часть академического парка. Именно там стояла заросшая плющом, мхом и грязью статуя гнома, которому кто-то отколол ногу.

Мне всегда казалось глупым, когда герои фильмов и книг идут в ловушку или на верное самоубийство из-за чужого человека или вовсе животного. Никогда не думала, что могу оказаться на таком месте и уж тем более не предполагала, что могу захотеть совершить ту же очевидную ошибку. Только иначе я не могла! Мурка была не просто кошкой, она была другом, спасительницей, родным существом!

Идти молча и беспрекословно на поводу у мрази это затеявшей, я тоже не собиралась. Я обещала Эйну быть осторожной и не могла уйти не предупредив. Мы с ним слишком крепко связаны, чтобы я предала его доверие. В конце концов, он умный и может что-то посоветовать.

— Даже не думай, — категорично заявил Эйн, когда пришёл ко мне в комнату, после моей просьбы зайти. — Я понимаю, ты привязана к кьёри, но рисковать из-за неё жизнью я тебе не позволю. Это же ловушка! Западня!

— Я знаю, но я должна, — пыталась я объяснить.

— Нет, — упрямо покачал он головой.

— Ты не понимаешь, — ответила с трудом сдерживаясь от слёз, — если я не приду и позволю этому уроду её убить, то никогда себе этого не прощу. Не будь Мурки, я бы сейчас была уродиной. Да без неё мы могли сгинуть на первой же практике! Я, мы все ей обязаны и бросить её в руках врага я не могу. Она мне родная.

— Тэя, — простонал Эйн с ощутимой мукой в голосе, — ты предлагаешь отпустить тебя в лапы врага! Я не могу! Понимаешь, не могу!

— Всё равно сделаю я сделаю это, — произнесла смаргивая слёзы. — Эйн, я тебя люблю, но поступить иначе — это предательство.

Несколько секунд он смотрел на меня долгим пронзительным взглядом, после чего привлёк меня к себе, позволяя облегчённо выдохнуть. Я знала, Эйн поймёт.

— Я пойду с тобой, — заявил он.

Ошибочка вышла. Может и понял, но отпустить одну явно не согласен.

— Нельзя, — запротестовала я. — Ты же видел записку.