— Это интересный обычай, который позволяет оставить себе на память частичку врага. Это делается так. Кожа надрезается вот здесь, здесь и здесь... — кинжал неприятно холодил кожу в указанных местах, поцарапывал... — Потом поддевается и снимается, словно шапочка. Хочешь попробовать?

Горацио не хотел. Но подозревал, что его мнение в расчет не примут!

— На память мне останется симпатичная шапочка с волосами. Называется это — скальп. Мило, правда?

Почему-то Горацио не находил в этом ничего милого.

— Есть и другие варианты. К примеру, красный орел... не доводилось слышать?

Нет, не доводилось. И не хотелось. Только кто ж его слушать-то будет?

— Я сделаю надрезы здесь и здесь... Правда, лучше это делать на спине, но со стороны груди тоже можно. Или я просто оглушу тебя и перевяжу нужным мне образом. Делаются надрезы, потом аккуратно снимается кожа, чтобы получить доступ к ребрам, и я начну их выламывать...

Голос шептал ужасы.

И самое страшное было в его спокойствии. Безразличии даже.

Это-то и заставляло поверить — сделает.

И это, и не только это, и что пострашнее...

Не просто сделает. С огромным удовольствием, методично, спокойно, так, что никто не услышит. А утром — утром Горацио найдут после всего проделанного... найдут... Живого? Вполне возможно. И он сам попросит, чтобы его добили...

Потому что жить таким нельзя. Он будет умолять о смерти...

Альдонай!!!

ЗА ЧТО!?

Я НЕ ХОЧУ!!!

Горацио бился на кровати, из глаз его текли слезы, а голос все шептал и шептал, и кинжал гулял по коже, и...

Бран жестко контролировал клиента.

Запугать до безумия?