Бал начался ровно в шесть вечера, когда в зал вошли Эдигор с Дорианой. Они вместе смотрелись настолько величественно, что у меня даже как-то само собой вышел почтительный поклон.

Император говорил недолго — поблагодарил всех присутствующих, что оказали ему честь приездом в замок и пригласил к столам. Когда он закончил речь, непонятно откуда полилась нежная музыка, и несколько пар начали танцевать.

— Музыканты, укрытые заклятьем невидимости, сидят в противоположном от двери углу, — услышала я голос позади себя, и, обернувшись, чуть не побежала прочь, увидев Дориану.

Императрица была в тёмно-бордовом платье, расшитом золотой нитью. На руках — белые перчатки, поверх которых были надеты несколько изящных колец с гербом Эрамира, а на голове — золотой венец с алым камнем посередине, символ императорской власти.

Волосы Дорианы были убраны под тёмно-бордовую сеточку, выбивались лишь несколько прядей, серые глаза смотрели на меня спокойно и сосредоточенно.

— Ваше величество, — я попыталась присесть, но Дориана остановила меня властным жестом.

— Не стоит. Не обязательно кланяться по каждому поводу. Я хотела поговорить с вами. Если, конечно, ваши спутники не против, — и императрица покосилась на сопровождающих меня Рыма и Ленни. Гал в это время стоял у стола с закусками и увлечённо всё поглощал, Тор занимался тем, что бегал от сородичей по всему залу, скрываясь за колоннами, а Браш с Эмиландил о чём-то разговаривали со светлоэльфийским князем, стоя от нас примерно шагах в двадцати.

Дождавшись кивка Рыма и Ленни, Дориана подхватила меня под руку и отвела в сторонку, к столам, где тут же взяла тарелку и принялась накладывать туда различных закусок. Но делала она это недолго — быстро подбежал слуга и перехватил у неё тарелку.

— Мне очень хочется есть, — она смущённо улыбнулась, и показалась мне в этот момент ужасно славной, будто бы это была совсем даже не императрица, а просто маленькая воспитанная девочка. — Сегодня весь день такая беготня, я почти ничего не ела, а Интамар уже там бунтует, — и Дориана нежно погладила себя по животу.

— Когда он родится? — спросила я, вздохнув — в который раз пожалела, что так никогда и не узнаю, каково это — носить ребёнка.

— Аравейн обещает, что через три недели.

Я опять вздохнула. Получается, Эдигор ни разу так и не взглянет на сына, не увидит, какого цвета у него глаза, не потрогает маленькие ручки…

— Линн, — Дориана легко прикоснулась кончиками пальцев к моему плечу. — Я всё знаю и прошу вас не переживать.

— Не думаю, что смогу. — Я опустила голову, словно в ожидании удара, но его не последовало.