— Да что же это такое?!.. — прошептала она, встала и подошла к окну. Глядя на цветущий луг прошептала, всплывшие в памяти имена: — Светлый Дагде и Великая Боан… — и вспомнив ночной ритуал уже уверенно сказала: — Светлый Дагде и Великая Боан, помогите! Верните мне моего мужа. Сил нет уже…

Едва Анна Юрьевна проговорила обращение, как на душе стало спокойно, появилась уверенность, что с любимым всё в порядке. А через некоторое время открылась дверь и в комнату вошёл Пётр Ильич. Ноги его были забинтованы, к ступням привязаны плотные подошвы, чтобы не пачкались бинты.

— Ну наконец-то! — воскликнула Анна Юрьевна и бросилась к нему.

Пётр Ильич ласково обнял свою женщину и спросил:

— Чего не спишь?

— Тебя жду, — просто ответила Анна Юрьевна, осознавая, что повторяет слова тысяч верных жён.

Пётр Ильич кивнул и сжал Анну Юрьевну в объятиях, зарылся в её волосах и с удовольствием вдохнул запах.

Анна Юрьевна постояла минуту, наслаждаясь объятиями, а потом высвободилась и спросила:

— Как ноги?

— Всё нормально, — ответил Пётр Ильич. — У них хорошие снадобья. В аптеки бы такие…

— Я бы лучше врачу показала б… — с сомнением покачала головой Анна Юрьевна.

— Да где ж его взять? — ответил Пётр Ильич и добавил: — Пойдём-ка спать, а то уже скоро полдень… Надо бы хоть чуть-чуть подремать, пока есть возможность.

— Ты, может, кушать хочешь?

— Спать! — ответил Пётр Ильич и пристально посмотрел на Анну Юрьевну.

— Да ну тебя, — отмахнулась она, зардевшись. — Девчонок разбудим…

— Мы потихоньку…

Под приглушённые смешки зелёное платье с вырезанными по бокам полосами легло на кресло, поверх легли тенниска и брюки. Двое, как единое целое спрятались под нежно-розовым пологом и укрылись тёмно-вишнёвым одеялом. После небольшой возни женские трусики отправились под подушку, а следом и мужские…

* * *

Птичий щебет, долетавший через закрытое окно не мог скрыть звуков, доносившихся с кровати Анны Юрьевны. Полина вцепилась зубами в одеяло, чтобы не выдать того, что она не спит и всё слышит.

Более того, она старалась не думать, чтобы случайно мысль не прозвучала «вслух», и Анна Юрьевна не услышала её.