Гадор приобнял меня за плечи и проводил в спальню. Там горячо прижал к груди.
– Спасибо тебе за все, – прошептал он мне в макушку. А я, конечно, хлюпнула носом. Так говорит, будто это наши последние объятия! – Спасибо за то, что… Что мне с тобой не одиноко. Что мне с тобой интересно. За твои предсказания и идеи. Ты – самое лучшее, что случилось со мной за две сотни лет моей жизни!
– Гадор… Перестань! – прошептала я, кусая губы и прижимаясь головой к его груди. – Не нагнетай, прошу! И… ты тоже самое интересное, самое острое, самое… страстное и вредное, что со мной случилось в жизни! Я… я очень тебя люблю!
И плевать, что я поклялась себе не признаваться ему в любви первая. Не говорить этих слов (если что – потом скажу, что подчинилась влиянию момента, рвущего душу!).
Гадор заглянул мне в глаза.
– Взаимно, – глубоко и хрипло сказал он.
В голове промелькнули картинки из старого фильма «Привидение». Там герой всегда отвечал на признание любимой вместо «я тоже тебя люблю» простое слово «аналогично». А потом его застрелили…
Вот и Гадор у меня такой.
Но я не успела зайти далеко в этих ужасающих аналогиях. Гадор впился в мои губы поцелуем, и почти на минуту весь мир с его проблемами исчез.
Потом он осторожно отпустил меня, подошел к двери, подмигнул:
– Увидимся, милая супруга! Дело на четверть часа, ерунда. Тебе совсем недолго ждать.
И вышел.
А я села на кровать, достала из-за пазухи Гарри, которого предусмотрительно взяла с собой, и уставилась ему в глаза.
– Ну что, как думаешь, не останемся мы сегодня сиротинушками? – тихо спросила я у него. И зарылась носом в пушистую шерстку.
Гарри ничего не ответил мне. Лишь поддерживающе лизнул в щеку. У него вообще была такая политика: в любой непонятной ситуации – лижи. Очень по-собачьи.
Потом, не в силах терпеть напряжение, я подошла к двери. Попробовала слушать, что происходит в зале. Но звуков не было. Видимо, драконы накрылись «пологом тишины».
Сжала кулаки, выдохнула и устремила взгляд в будущее. Должно же было что-то поменяться, когда они начали операцию! Не могло будущее остаться таким же неопределенным.
Но перед взором все так же вставали две картины. Одна – победа, и драконы взлетают с нашего балкона, чтобы отправиться «на задержание» негодяев. Вторая – та самая, что убивала и терзала меня.
И будущее Гадора оставалось таким же неоднозначным. В одной картинке он был жив. В другой – мы помним, что я не так давно увидела.
Время шло, ничего не менялось. Я только и делала, что пыталась вложить энергию в картинку, где все заканчивалось хорошо. И Гадор жив, и мир спасен. Молилась Богу, чтобы все случилось именно так.