— Забавно, что ты так высоко отзывалась о моем мягкосердечном племяннике, дочь, — прорычал Феликс, становясь надо мной, свет в его взгляде вспыхивал вместе с его внутренним Волком, когда он держал мой взгляд, пытаясь заставить меня опустить глаза в знак покорности. Но я просто смотрела прямо на него, немного удивленная тем, как легко было не отступить перед ним, несмотря на то, что я знала, что он держит меня на мушке. У меня не было магии, я была окружена, я была маленькой, худой и молодой. Но я была сильной. Именно он начал заставлять меня участвовать в драках, и я не остановилась, когда тетя Бьянка спасла меня от него.

Возможно, я еще не обладала магической силой, но это означало, что я тратила каждую свободную минуту на физическую подготовку, чтобы быть настолько смертоносной, насколько это возможно без магии, и теперь я даже могла сразиться с взрослым фейри в кулачном бою и победить. Я неоднократно доказывала это. И несмотря на то, как сильно мой отец пугал меня, я не собиралась склоняться перед ним. Я уже давно поняла, что в любом случае он причинит мне только больше боли.

— Почему это смешно? — спросила я низким тоном.

— Потому что я планирую навестить его сегодня вечером. Мой новый друг собирается использовать свою силу, чтобы снять защиту с драгоценной академии Данте, а я приду туда, пока он спит, и выпотрошу его, как свинью. Затем я уберу Райдера Дракониса и избавлю Алестрию от Лунного Братства раз и навсегда. Город будет моим еще до рассвета.

— Ты трус, — сплюнула я. — Ты должен сражаться с Данте как настоящий фейри, а не пытаться подкрасться к нему, пока он спит. Вот почему ты никогда не станешь настоящим Альфой. Ты жалок.

На этот раз, когда он ударил меня, я потеряла сознание. Я почувствовала взрыв агонии в черепе, а потом все, что я знала, была темнота.

***

От удара воды по лицу я проснулась и обнаружила, что лежу на холодном металлическом столе, на котором умерло больше членов Лунного Братства, чем я могла сосчитать. Их кровь залила это место, их крики наполнили эту комнату, а их мольбы запятнали мою душу следами, которые, как я знал, никогда не сотрутся. Мужчины, женщины, дети — Феликсу было все равно, лишь бы они были Лунными. Единственное маленькое милосердие, которое он когда-либо проявлял ко мне, заключалось в том, что он не заставлял меня участвовать. Я просто должна была смотреть и учиться. Я была уверена, что причина, по которой он никогда не заставлял меня орудовать клинком, заключалась в том, что он был слишком зависим от криков, чтобы позволить кому-то другому забрать их у него.