Дорога пылила, даже на таком расстоянии мы видели, что впереди каравана повозка, которая едет быстро, как только это возможно. Мы пришпорили лошадей и помчались навстречу.

Телега остановилась, мы вдвоем запрыгнули в телегу. Он был без сознания.

— Продолжай ехать, не обращай на нас внимания, — крикнула я вознице.

Откинули с него накинутую кем-то куртку, и я обмякла — поперек всей груди был огромный порез, словно по диагонали махнули саблей. Я смотрела на Каллу, ожидая, что она скажет, мол, все будет хорошо, но она опустила глаза.

— Люка, Люка, ты слышишь меня, — я хлестала его по щекам, пытаясь привести в сознание, в то время, как Калла прижимала простыню к ране, пытаясь хоть как-то остановить кровотечение.

— Лора, мы не успеем, посмотри, — она подняла край куртки, что была под ним, и я увидела, что он лежит в луже крови. И только сейчас я увидела, что за телегой тянется тонкий кровавый след. Мы не можем сейчас возместить такую кровопотерю донорской кровью, не можем даже измерить давление, которого, скорее всего, нет.

— Люка, если ты слышишь меня, прошу тебя, не умирай, не оставляй меня снова одну, я прошу тебя, я только начала верить тебе, только полюбила тебя. Люка, только потерпи, сейчас мы доедем до дома и зашьем твою рану, и через несколько дней ты будешь шутить надо мной, будешь сам контролировать строительство дома, как ты хотел, только потерпи, нам осталось совсем чуть-чуть, — слезы застилали мне глаза, я лежала рядом с ним, весь мой бок был пропитан его кровью, и я чувствовала, что свежая, еще горячая кровь все прибывает и прибывает. Я видела, как синеют его губы.

В какую- то секунду он резко вдохнул, открыл глаза. Я поднялась над ним и выпалила, что успела:

— Люка, держись, мы почти дома, Я люблю тебя, Люка, у нас будет ребенок, ты слышишь меня? — он моргнул один раз, с огромным трудом растянул губы в улыбке и выдохнул. Голова его наклонилась на бок, и он затих.

— Лора, мы больше ничего не можем сделать, он умер, Лора, — Калла перестала держать простыню и пересела ближе ко мне. Лора, милая, все, Люки больше нет.

— Нет, нет, еще можно, точно, еще можно его спасти, — я раскрыла его рот и пыталась дышать, как учили, а потом передвигалась к груди, и давила ладонями как могла, чувствуя под ладонями ребра, что были видны в глубоком разрезе. Кровь больше не текла. Мужчина, который доказал мне, что можно верить в любовь, мужчина, который терпеливо ждал меня, который поверил в меня, мои силы и знания умер. У меня на руках.

Я еще не была уверена на сто процентов, что это беременность, и хотела подождать пару недель, но, когда он открыл глаза, я не могла не сказать. Я хотела, чтобы у него появился смысл бороться, или, если он не выдержит, пусть уйдет с этим знанием.