Для некоторых это было невыполнимо. Как и у Торна, их различия были слишком заметны. Но для других это было возможно, и две женщины были полны решимости сделатьвсе возможное для них. Выяснилось, что у них были финансы для этого. Оказалось, что деньги, которые Дресслер с таким удовольствием тратил, принадлежали его жене. Элизабет Солтер Дресслер унаследовала состояние от своих бабушки и дедушки до того, как вышла замуж за Дресслера, а позже унаследовала еще более значительное состояние своих родителей.

Теперь, когда Дресслер исчез из поля зрения, Элизабет вернула себе власть и деньги. Она вернулась к своей девичьей фамилии и перевела все свои деньги, чтобы Дресслер не мог получить к ним доступ. Затем она перевела почти половину на счет Торна, а остальное намеревалась использовать для помощи гибридам.

Для Сариты всего неделя помощи этим людям принесла больше удовлетворения, чем год работы констеблем полиции, и до сих пор она не испытала даже 1 процента стресса. И это было частью ее проблемы и причиной хаоса в ее голове. Когда она впервые проснулась и обнаружила, что ее обратили, Сарита чувствовала себя немного потерянной и поэтому инстинктивно обратилась к своей прежней жизни в поисках утешения. Она решила, что останется на неделю или около того, а затем вернется в безопасность и комфорт своего дома и работы в Канаде. Домициан уже сказал, когда они были на маленьком острове, что ему хочется жить поближе к своей сестре, и что он будет следовать за ней и ухаживать за ней, как она того заслуживает, так что она даже не учла его при принятии решения. Но она попросила бабушку поехать и жить с ней, и бабушка ухватилась за этот шанс и казалась очень взволнованной.

Но это было частью проблемы. Теперь, когда она привыкла к мысли о том, что она бессмертна, Сарита обнаружила, что ее все меньше интересует возвращение в Канаду и ее работа. Ей доставляло удовольствие помогать гибридам, и ей нравилось проводить ленивые послеобеденные сиесты в постели с Домицианом. Но она также не хотела разочаровывать бабушку или заставлять ее оставаться на острове, который пятьдесят лет был для нее тюрьмой.

Позади нее раздался тихий храп, и она усмехнулась про себя, признавая, что правда в том, что теперь, когда он ухаживал за ней, как он чувствовал, она того заслуживала, Сарите это было не нужно. Что-то в ней изменилось. Или, может быть, все смешалось вместе, чтобы заставить ее понять, насколько они подходят друг другу, от его дома, дома ее мечты, до того, как его чувство юмора соответствовало ее чувству, как их вкусы в еде, казалось, всегда совпадали, и как они танцевали вместе так гладко, как будто делали это всю свою жизнь. Хотя она уговаривала себя, что не может любить его, но всем своим существом чувствовала, что принадлежит Домициану.