- Мне показалось, - монашек смущенно потупился, - что вы назвали его… {высочеством? }

Я мысленно выругался и восхитился одновременно. А у парнишки острый слух!

- Да. А что?

- Но, - лицо моего собеседника вытянулось, - значит, это правда!

- Что?

- Что ему грозит опасность?

- С чего вы взяли, брат?

«Смертник» слегка занервничал, отводя глаза. Так-так, очень интересно.

- Ни с чего… просто, - пробормотал он и тихо вскрикнул, когда я схватил его за запястье:

- Признавайтесь, брат!

- Что вы себе позволяете? Как вы можете? – он стал вырываться. – Отпустите меня! Я… я буду жаловаться!

- Кто сказал, что принцу грозит опасность? – наступал я.

- Никто!

- Так не бывает. Имя, брат, имя! – свободной рукой я полез за пояс, где был припрятан небольшой стилет с тонким острым лезвием. Не люблю носить с собой пыточные инструменты, я, как-никак, не следователь-дознаватель и допрашивать еретиков не входит в мои обязанности, но он мне положен по статусу, так что…

Лезвие выскочило с тихим щелчком, но применить его по назначению не пришлось. Из-за угла храма, куда ушел принц, пахнуло холодом, и почти сразу послышался отчаянный крик.

- Бес!

Отпихнув «смертника», рванул в ту сторону. Немного задержался на ступеньках, сбегая с высокого крыльца и на ходу выдергивая из-за ворота гильдейский знак. Охранные чары, встроенные в амулет, должны были мне помочь, и точно – не успел завернуть за угол, как меня обдало холодом, да так, что горло перехватило. Одновременно ощутил слабую вибрацию. Потусторонний мир? Ого!

- Назад! – послышался чей-то голос, но я уже выскочил из-за угла.

Принц Богумир, упав на задницу, бестолково сучил конечностями, пытаясь отползти от призрачной фигуры, которая нависала над ним. От нее веяло могильным холодом, который сковывал члены принца, не давая ему сдвинуться с места. Судя по размытому силуэту, это был призрак, чьи останки давно уже истлели в земле, и опознанию не поддавались. Он и сам не мог бы с уверенностью сказать, кем он был при жизни – мужчиной или женщиной – как его звали, когда и как умер. Все, что оставалось призраку – это ненависть к живым.