– Даже во время дождя здесь светит солнце. – Я прищурилась, глядя на румяное небо, испещренное прожилками розового и лавандового. – Знаешь, Мира, обычно люди обсуждают погоду, чтобы не затрагивать более глубокие темы.

Она остановилась у входа в поток.

– Просто тема мне очень не по душе.

– Любовь или становление нефилимом?

– Становление нефилимом ради любви. – Это эффект элизианского света или ее темные глаза нехарактерно блестели?

Хотя я чувствовала, что хожу по тонкому льду, все же попытала счастья:

– Зачем ангелам отказываться от крыльев, если можно подождать несколько десятилетий, пока души возлюбленных не вознесутся?

– Хватит, Найя. – Мира посмотрела через мое плечо на искрящиеся пары потока. – Достаточно.

Но у меня еще так много вопросов.

Когда офан втянула меня в элизианский свет, который в мгновение ока унес нас за тысячи миль, леденящий душу ответ затянулся вокруг костей, точно облегающий корсет. Ангелы отказывались от бессмертия, потому что души их возлюбленных не могли вознестись, не могли быть собраны малахимом.

Поистине трагично.

Возможно, именно поэтому родители так настаивали, чтобы я скорее вознеслась на Элизиум… Чтобы не влюбилась в человека, обреченного на уничтожение, или в неоперенного, неспособного завершить крылья.

Необъяснимым образом мои мысли переключились на Адама.

Не необъяснимым, сами по себе…

Его плотность крыльев довольно низкая для того, кто прожил в человеческом мире четыре года. Но потом я вспомнила, какой балл был у мамы, прежде чем отец вернулся в ее жизнь, а она пришла в мою. Если ей удалось заработать семьсот перьев за три месяца, то Адам наверняка сможет собрать столько же за шесть лет.

Не то чтобы меня волновало, что станет с его душой.

Кости моих крыльев напряглись. Все сильнее.