– Почему это проблема?
– Потому что в наших друзей стреляли и мы находимся в чужих апартаментах. Потому что сейчас я не заслуживаю чувствовать ничего, кроме вины. – Я вздрогнула. – И я замышляю убийство человека, Адам.
Его взгляд ожесточился. Хватка стала крепче.
– Вот только ты этого не сделаешь.
– Какой у нас остается выбор? Мы не можем позволить этим девушкам умереть.
– Они не умрут.
– Если я не устраню отца, то сын…
– Они. Не. Умрут, – повторил Адам голосом мягким, точно бархат, но резким, как шрапнель. Когда я нахмурилась, он скользнул одной рукой к моей шее и обхватил ее пальцами, прикосновения вторили его голосу. – Чувствуешь мою руку? – Он почти не давил, и все же, когда отклонил мою голову, канал между ртом и легкими, казалось, порвался.
– Чувствую. – Я не пыталась вырваться или отбросить его запястье, потому что знала, что Адам не ставил целью этой маленькой демонстрации задушить меня. По правде говоря, я еще не понимала, что он хотел показать.
– Я могу свернуть шею быстрее, чем ты успеешь моргнуть, – прошептал он мне на ухо, заставив сердце отбить триллион ударов.
– Ты никогда не убивал, так откуда можешь это знать?
– Потому что я тренировался, Найя. Тренировался на бессмертных. Когда впервые опробовал этот прием на офаниме по боевым искусствам, я не хотел ломать его позвонки, но сделал это. Ему потребовалось несколько дней, чтобы восстановиться. Дней, в течение которых, к большому беспокойству отцов, я не чувствовал вины, слишком гордясь тем, насколько я способный. Можешь себе представить? – Его большой палец погладил край моего приподнятого подбородка, шершавые мозоли распространили тепло по лицу… и ниже. – Чувствовать гордость за столь неангельское достижение.
Адам ослабил давление, и я резко вздохнула, не столько от внезапного притока воздуха, сколько от ощущения его ладони, скользящей по моей груди, натыкаясь на лифчик. Он потянул его ниже, одна бретелька, соскользнув с плеча, спустилась по руке. Когда он захотел снять вторую, его ладонь снова коснулась моей обнаженной груди.
– Пока мы не прибыли в Каракас и Дов не рассказал нам о Тройках, я всегда старался не прикасаться к монстрам, боясь, что случайно убью одного из них и это будет стоить мне всего. – Адам избавил меня от лифчика, и я затаила дыхание. – Но теперь, – его кулак сжимал черное кружево, словно это шея Тройки, – теперь мне не терпится их прикончить.
Мои ноздри раздулись от его признания. Жажда причинить боль и смерть – опасное чувство. Оно противоречило всему, чему нас учили. Но когда я попыталась найти в его взгляде ту тьму, что окрашивала глаза всех Троек, которых встречала, то я поняла, что Адам жаждал не убийства, а справедливости.