– Все хорошо, хрусталинка, – меня оторвали от мокрой подушки и

обняли знакомые руки, – я здесь, я с тобой.

Воздух наполнился запахом Айзена.

Ничего не видя от слез, я вдохнула его и жадно прижалась к

твердой груди. Нашивки на мундире принца царапали мое лицо, но

мне было плевать. Я цеплялась за Айзена и ревела в три ручья,

судорожно вздрагивая всем телом. А он баюкал меня, прижимая к себе, и тихо шептал:

– Плачь, плачь, моя милая. Ты и так долго держалась. Я боялся, что будешь носить все в себе. Тебе нужно поплакать, потом станет

легче.

Я рыдала больше часа. Промочила принцу одежду насквозь и, кажется, даже сморкалась в его рукав. А когда истерика схлынула, то

шмыгнула носом, слегка отодвинулась и взглянула ему в лицо.

Вид у Айзена был измученным, мундир – измятым. Похоже, он не

спал с нашей ночи и не переодевался, а сил поддерживать идеальную

внешность уже не осталось.

Сердце кольнула жалость. Но я все же ткнула ему в грудь

указательным пальцем и заявила с обидой:

– Как ты мог? Кто дал тебе право решать за меня?!

Его брови непонимающе сошлись к переносице:

– Ты о чем?

– Не притворяйся! Ты прекрасно знаешь о чем. Вот об этом!