Лепешки успели подсохнуть, чай – сильно остыть. Видимо, принесли их давно. Но стоило увидеть еду, как мой желудок

болезненно сжался.

Я поняла, что ужасно голодная. Сколько же я не ела – день или

два?

Проглотила все, почти не жуя и не понимая, что именно ем. И

снова провалилась в сон.

Так продолжалось несколько раз. Я не считала сколько. Просто

просыпалась, как в тумане подползала к столу, ела сухие лепешки, глотала несладкий чай и снова впадала в спячку. Только с каждым

разом мое тело лихорадило все сильнее. Меня изнутри будто рвали на

части, перекраивали и сшивали. Глубокое забытье стало единственным

способом не чувствовать эту боль.

А потом все прошло.

Я осознала, что лежу на кровати и смотрю в потолок. Голова не

болит, разум ясный, ломоты в теле нет, а рубашка – мокрая от пота, хоть выжимай.

Вокруг все оставалось по-прежнему. На столе ждали неизменные

лепешки и холодный чай.

Я прошла, пошатываясь, к столу, взяла тарелку, вернулась на

кровать и начала жевать, не ощущая вкуса еды. Просто потому что

надо. Надо сохранить силы.

Если Ортред думает, что я добровольно заморю себя голодом, то