Меня мутило от ужаса, когда я стягивала её сапоги. Старалась не прикасаться к её коже, но слабые кровоподтёки на ногах и засохшие белые пятна на юбке сказали достаточно. Горло сдавило, я не могла озвучить нужные вопросы или слова успокоения. Мейв и Аника оказались рядом, теперь они тоже всё видели. Их лица побледнели.

Я гладила Элин по голове, её истерика чуть поутихла, но рыдать она не перестала.

– Это сделал с тобой Иолай? – с трудом выдавила я.

Она закивала, закрывая покрасневшее от слёз лицо руками.

– Он был один или с ним… ещё кто-то? – мои зубы стучали, в комнате было тепло, но меня знобило.

Элин закивала, и ненависть с такой силой ударила в голову, что я едва не прикусила язык до крови на следующем вопросе.

– Элион?

Кожа на руках покрылась мурашками в ожидании ответа. Всё выпитое подступило к горлу.

– Нет, – хрипло ответила Элин сквозь рыдания. – И-и-иолай… и его… с-с-тража.

Я часто задышала, мне стало не хватать воздуха. Мейв и Аника разошлись в разные стороны: одна бросилась за водой, другая искала новую одежду в моих комодах.

– Кириа, – Элин резко села в кровати и схватила меня за запястье обеими руками, вцепилась, будто боялась, что я уйду. Её глаза болезненно покраснели, а щёки были обожжены солёными слезами. – Кириа, простите меня! Я правда никогда бы вас не предала! Он… он хотел всё о вас знать. Задавал… вопросы. Разные… я вначале и не заметила странности. О вашей силе, друзьях… Я прекратила отвечать, сообразив, что это не… просто интерес, – Элин лепетала сбивчиво и тихо. Мейв и Аника притихли, как и я, напряжённо прислушивались.

Элин пошлёпала рукой себя по груди, близко к ключице.

– Он предложил мне… плату. Сказал, что отдаст своё ожерелье… из артемзии. Тогда я вспомнила… про ваши рассказы о мире людей. Про обучение… мне так нравится язык и… на мгновение… подумала об этом. Но он хотел, чтобы я шпионила за вами! Клянусь, кириа, я бы никогда! Ни за какую артемзию. Клянусь!

Артемзия. Тот самый чёрный, переливающийся радугой металл. Самый дорогой в Палагеде. На ожерелье из него Элин спокойно могла бы оплатить обучение в университете Санкт-Данама и жить лет пять без нужды в дополнительном заработке.

Я не смогла скрыть гримасу, в груди сердце болезненно сжалось. Мне самой хотелось зарыдать, но жалость – последнее, что сейчас нужно Элин. При взгляде на моё лицо её нижняя губа вновь затряслась, новые слёзы собрались в глазах.

– Не знаю, как всё случилось. Это я виновата, – призналась Элин, её продолжало знобить, а лихорадочный румянец покрывал почти всё лицо. – Он начал приставать, а я не отказала. Мне хотелось. Он смеялся, спрашивая, согласна ли я. Говорил, что мне нравится, но, когда всё закончилось, я не хотела. Вспомнила, что не хотела и сперва… не понимаю, кириа. А потом стражники, я не сопротивлялась. Почему я не сопротивлялась? Хотела на всё сказать «нет», но каждый раз говорила «да». Я не… – Элин громко заплакала, запутавшись в своих воспоминаниях.