– Гипнос будет рисовать, а я могу одновременно забирать воспоминания. Ты ничего не почувствуешь, – заверил Морос.

– Зачем мне ничего не чувствовать? И что значит рисова… – я осеклась, наконец осознав странность лезвия и почему рукоять столь длинная.

Этот нож словно перо или кисть.

– Ты собираешься вырезать ахакор прямо у меня на руке?!

– Именно, – подтвердил Гипнос, а я отступила на шаг, шокированная его спокойствием. – Точнее, я вырежу узор, а ты сама наложишь по выступившей крови иллюзию, и она будет держаться, пока ты не пожелаешь её снять. Такая иллюзия связана с твоей кровью и плотью, поэтому тебе не придётся постоянно о ней думать, она будет сохраняться сама и работать как настоящий ахакор. Заглушит гул и сдержит твоё невольное влияние на людей.

– Поэтому мы и не могли тебя найти. Иллюзия, созданная самим носителем, не ощущается иллюзией вовсе, – добавила Веста. – Под мнимым ахакором все порезы заживут моментально, но бледные следы останутся на какое-то время. Поэтому если мы снимем иллюзию сразу после возвращения, то узор временно сохранится, но в виде светлых полос.

– Ты же не хотела ахакор, именно потому что от него могут остаться следы.

– После иллюзии остаются безболезненные следы. Они точно сойдут спустя время. Мы проверяли, – разъяснила Веста. – А вот после татуировки, нанесённой и удалённой стандартным способом, не угадаешь. Заживает дольше. У большинства хорошо проходит, но я видела и плохие последствия.

Мой взгляд вновь упал на лезвие в руке Гипноса, меня напугало даже не осознание того, каким способом был сделан прошлый ахакор. Насторожило сказанное Каем.

– Как же тогда я изменила своё лицо?

Гипнос сделал глубокий вдох, упрямо глядя мне в глаза. Я уже догадалась, но надеялась, что ответ не столь ужасен.

– Почти так же, – признал он. – Я постарался ограничиться минимальным количеством порезов, чтобы изменить внешность.

– Ты исполосовал мне лицо?!

– Это было необходимо.

– Мне было восемь!

– Совёнок, знай я другой способ, то выбрал бы его, – с искренним сожалением признал Гипнос, но это ничего не изменило.

– А волосы?

– Пришлось все сбрить, а затем…

Гипнос умолк, когда из моего рта полились цветистые оскорбления. Я ругала не конкретно его, а сам способ. Я ничего не помнила и теперь была благодарна, что Морос не стал мне возвращать эти эпизоды прошлого. Страшно подумать, как я это пережила.

– Всё. Хватит! – заявила я. – Давайте просто сделаем ахакоры и закроем эту тему. Не хочу больше ничего знать.