Светлый фон

– Во-первых, ваше «милорд» неуместно. Я принц Южного королевства, Тристан Вейланд. Во-вторых, я слышал, да и знаю на собственном опыте, что женщины из рода Ришель никчемны в одном важном умении – раздвигать ноги перед мужчинами.

Он пристально посмотрел в глаза девочки, ожидая реакцию. Ее щеки из нежно-розовых стали пунцовыми, а рот приоткрылся от изумления. Тристан уже готов был отпраздновать маленький триумф громким хохотом. Будь здесь матушка, она бы придушила его за такое поведение в обществе ребенка, а Рэндалл так и вовсе бы упал в обморок со стыда.

Перед его глазами пронеслось воспоминание, как он оскорбил Анну, когда та ночью пришла к его покоям выяснять отношения. Ему было больно видеть ее слезы. Когда она убежала, его грудь и горло жгло от своих же собственных мерзких слов сильнее, чем от ее пощечины.

Тристан почувствовал странное злорадство.

«Ну же, маленькая леди, расплачься! Скажи, какой я мерзавец, и убеги в слезах!»

«Ну же, маленькая леди, расплачься! Скажи, какой я мерзавец, и убеги в слезах!»

Однако Адалина не убежала и не позволила скатиться по фарфоровому личику ни одной слезинке. Лишь недовольно насупилась и выдала фразу, от которой Тристан чуть не свалился со стула:

– Вообще-то я умею садиться на шпагат, принц Тристан. А вам и правда далеко до благородного юноши.

В ее взгляде не было страха, только смущение и вызов.

Внезапное злорадство Тристана улетучилось, растворилось, будто его никогда и не было, уступая место странной гордости за девочку. Адалина уже собиралась уйти, когда он, не сдержавшись, рассмеялся. Мягко и по-доброму.

– Я сказала что-то смешное? – Она попыталась придать тону холодности, но Тристан отчетливо видел ее смятение и любопытство.

– Нет. Просто восхищаюсь вашей храбростью, миледи. Надеюсь, с годами вы не утратите боевой нрав, и, возможно, лет этак через семь-восемь я на вас женюсь.

Адалина криво усмехнулась. Казалось, будто она намеренно скопировала его коронную ухмылку.

– Мне уже двенадцать, принц Тристан. Лет через семь-восемь я буду замужем за благородным мужчиной. А вот вы, судя по вашему пристрастию к вину, пропьете разум и станете обрюзгшим уродливым мужланом. И вряд ли хоть одна из уважающих себя леди согласится стать вашей женой, даже несмотря на ваш титул.

Адалина одарила его презрительным взглядом и ушла с гордо расправленными плечами. Глядя ей вслед, Тристан улыбался до ушей и искренне надеялся, что этой девчушке попадется хороший муж и она не сломает его крутым нравом.

Тристан не стал дожидаться окончания свадебного пира и отправился в гостевые покои. Ему выделили комнату с пианино. Он переступил порог и, на ходу скинув камзол и рубашку, подошел к инструменту. Провел кончиками пальцев по клавишам и начал играть. Не знакомую мелодию именитого музыканта и не написанную когда-то им самим. Она рождалась у него в потаенных уголках сердца, затрагивала струны души, и они напевали свою песнь – нежную и до боли печальную. Пальцы уверенно вторили песне его души, рождая на свет новую мелодию, которая звонким эхом разносилась по комнате и просачивалась в распахнутые окна. Мелодия еще была нескладной, и Тристан спотыкался на клавишах, на что инструмент отзывался недовольным жалобным ворчанием низких нот и плачем высоких. Но Тристан знал, что со временем отшлифует композицию, усовершенствует ее и на свет появится очередная мелодия его любви. Мелодия, которую никто никогда не услышит.