– Э-э… да. Более чем. – Он дарит мне улыбку, которая, надо полагать, как правило, помогает ему получать от жизни все, чего он хочет, и даже больше, но я ему не поддамся. Только не сейчас и не в этом деле. – А может, ты согласишься на компромисс? – предлагает он. – Ты пойдешь в свою комнату и будешь отдыхать, пока не вернется Джексон. Таким образом с тобой ничего не случится, и вы сможете разобраться во всем этом вместе.

– Ты в самом деле считаешь, что мне нужно прятаться от какого-то дебила, у которого есть то ли расшиватель, то ли ручная змея?

– Эти отметины оставил на тебе не расшиватель, Грейс. И не змея. Думаю, ты и сама это знаешь, иначе не колотила бы в дверь Джексона в шесть часов утра.

Когда он все-таки озвучивает эту скользкую тему, на меня снисходит покой. Возможно, это от лекарств, возможно, так у меня начинается шок, а может быть, дело просто в облегчении оттого, что кто-то наконец говорит со мною честно.

Как бы то ни было, я делаю глубокий вдох и проигрываю в голове мой первый разговор с Джексоном. «Есть тьма чудес на небе и в аду, Гораций, не снившихся философам твоим». После чего спрашиваю, потому что мне хочется это услышать:

– Тогда что же оставило на мне эти следы?

Несколько бесконечных секунд Мекай не отвечает. А когда мне начинает казаться, что он так ничего и не скажет, говорит:

– Истина состоит в том, Грейс, что иногда правильным бывает самый очевидный ответ.

Глава 39 Когда тебе нужен галлюциноген, его никогда нет под рукой

Глава 39

Когда тебе нужен галлюциноген, его никогда нет под рукой

После этого дивного откровения у нас с Мекаем не остается тем для беседы, если не считать того, что он настойчиво предлагает проводить меня до моей комнаты. Да и о чем нам с ним говорить, если я никак не могу решить, доверять ему или нет. Я же совсем не знаю этого парня. Да, Джексон ему доверяет, но Джексон сейчас бог знает где, так что это еще ничего не значит.

Как ничего не значит и то, что все последние пятнадцать минут мой телефон разрывается от сообщений, которые шлет мне Джексон. Но я уже писала ему, а он вместо ответа отправил ко мне Мекая. Так что теперь он может спросить Мекая, если ему хочется что-то узнать обо мне, потому что сама я не стану отвечать.

Можно ли это назвать ребячеством? Возможно. Благоразумно ли это? Еще как. Ведь сейчас я в таком настроении, что вполне могу написать нечто такое, о чем потом буду жалеть. Лучше успокоиться, остыть и поговорить с ним лично, когда он вернется. К тому же, если бы сейчас он попробовал мне солгать, я бы не оставила от наших с ним отношений камня на камне.