Светлый фон

Интересно, невольно думаю я, придется ли нам сразиться с этой драконшей через три месяца – или сегодня вечером?

Глава 98 Поговорим о драконе в комнате

Глава 98

Поговорим о драконе в комнате

– Хадсон –

– Хадсон – – Хадсон –

– У этого малого явно проблемы, – говорю я Грейс, как только мы выходим из дома мэра и оказываемся на улице.

Она прижимает руку к груди, и на лице ее отражается шок.

– Да что ты, Хадсон? Что ты имеешь в виду? Мне он показался просто душкой. – Секунду мне кажется, что она говорит всерьез, но тут Грейс картинно закатывает глаза. – И что помогло тебе сделать этот вывод? – спрашивает она, пока мы идем в сторону площади.

– Может, тот факт, что в каждой комнате его дома было полно его нелепых портретов, причем по мере того, как мы шли, они становились все нелепее и нелепее? – предполагаю я.

– Да, это тоже, – соглашается она. – Хотя думаю, та поза, которую он принял на лестнице, была достойна Книги рекордов Гиннесса.

– Да, это было нечто, – подхватываю я. А затем, поскольку кто-то же должен поднять эту тему… – Ну так как насчет, э-ээ, этих драконов времени, а?

Сначала она ничего не отвечает, и я тоже молчу, давая ей время собраться с мыслями. Потому что знаю – у нее их множество.

Перед нами по тротуару катится мяч, я поднимаю его, не сбавляя шага, и кидаю мальчику с короткими темно-русыми волосами и темно-фиолетовой кожей, который бросился за ним.

– Спасибо! – Пацан машет мне, затем бежит обратно к группе из шести или семи детишек. Темноту, освещенную гирляндами из разноцветных фонариков, оглашают их крики и смех, пока они ногами перебрасывают мяч друг другу в каком-то сложном ритме. Потом один из них набрасывает на него обруч. Это не похоже ни на одну из известных мне игр, но они, похоже, отлично проводят время.

Я смотрю на Грейс, но она по-прежнему идет молча, глядя на свои ноги, и у меня екает сердце, потому что мне кажется, что я точно знаю, о чем она думает – и что именно никак не решается мне сказать.

– Нет, – твердо говорю я. – Мы не уйдем из Адари.

Она смотрит на меня, словно спрашивая: «Как ты мог узнать, о чем я думаю?»

– Потому что я знаю, что ты готова скорее умереть, чем поставить под удар жизнь других людей, – отвечаю я, и уголки ее рта опускаются.