– За все время, что я тебя знаю, я никогда не видела, чтобы ты боялся. Я видела тебя в ярости, это точно. Видела тебя озабоченным. Но чтобы ты боялся? Нет, такого я не видела
– Тогда ты наблюдала за мной не очень-то внимательно, потому что несколько раз я был в ужасе, – говорит он.
Я смотрю на него с прищуром, вспоминая все время, которое мы провели вместе. Затем спрашиваю:
– И когда это, по-твоему, было?
– Это происходило всякий раз, когда мне казалось, что я могу тебя потерять, – отвечает он.
– Хадсон. – Я поворачиваюсь к нему, беру его лицо в ладони и целую, вложив в этот поцелуй всю свою любовь и весь свой страх.
Он почти сразу отстраняется:
– Не делай этого.
– Не делать чего?
– Не целуй меня так, будто это в последний раз, – шепчет он. Я вижу, что в его глазах стоят слезы, и от потрясения у меня обрывается сердце. Хадсон не плакал с тех пор, как был ребенком, и я не хочу, чтобы сегодня это изменилось.
Поэтому на всякий случай я прижимаюсь к нему, хлопаю ресницами и, чудовищно изображая французский акцент, говорю:
– Скажите мне, месье, как мне вас поцеловать? Как именно вы хотите?
Секунду он просто смотрит на меня, как будто я слишком много выпила. А затем начинает смеяться, как я и хотела.
Когда он наконец замолкает, я все с тем же акцентом продолжаю:
– Вы не ответили мне, месье.
На этот раз он просто качает головой и отвечает:
– Искренне. От души.
Это самая лучшая идея из всех, которые я слышала за день. Так что именно это я и делаю.