– Меня не нужно завлекать. Я и так твоя.

Они прошли в спальню, где он взял шкатулку с подушки и вложил ей в руки.

– Надеюсь, тебе не захочется чего-то другого, – сказал Пикассо, когда Ева открыла шкатулку и обнаружила изящно гравированное серебряное кольцо с большим рубином в центре.

– О, Пабло, какая изысканная вещь!

– Как и ты, ma jolie. Моя мать была очень довольна, что именно ты получишь его, – он надел кольцо на палец Евы и страстно поцеловал ее. – Сегодня вечером мы встретимся с Гертрудой и Алисой и официально отметим нашу помолвку. Им не терпится увидеть твое кольцо.

– Они знают? – удивленно спросила Ева.

– Ну, я же должен был кому-то рассказать. Кроме того, они обе сильно переживали за нас.

– Я рада, что понравилась им.

– Они обожают тебя, – заверил Пикассо. – Как сделают все мои друзья, когда узнают, какая ты замечательная женщина и какое счастье ты мне подарила.

Ева подумала, что она находилась на верном пути. Несмотря на неотвязный бронхит и жуткое подозрение доктора Руссо, она любила мужчину своей мечты, он любил ее, и скоро они поженятся. Она должна сосредоточиться на хорошем, только это имело значение.

Глава 29

Глава 29

Весной Ева и Пикассо вернулись в Сере. Несмотря на буйный мистраль и пронизывающий холод, Пикассо лихорадочно работал над новой серией полотен в кубистском стиле. Поскольку работа отнимала большую часть его времени, Ева старалась чаще отдыхать, чтобы избавиться от постоянной усталости и кашля, который по-прежнему не оставлял ее. Сидя у камина в доме с закрытыми ставнями, она писала письма родителям и даже послала открытку Алисе и Гертруде. Алиса ответила ей, Ева написала снова, и постепенно это вошло в привычку.

Было приятно иметь друзей по переписке, и Гертруда тоже иногда писала ей, хотя большая часть ее писем была адресована Пикассо. Их связывала старая дружба, поэтому Ева не обижалась. Но она любила мастерский стиль Гертруды и ее своеобрзное чувство юмора.

По вечерам, когда ветер немного стихал, Ева и Пикассо гуляли вдвоем по бескрайним полям, заросшим травой, и планировали предстоящую свадьбу. Иногда, после заката, они отдыхали в городском кафе «Гранд» под мерцающими фонарями и читали друг другу письма, полученные от своих друзей. Жизнь казалась совершенно идиллической. В один прекрасный день ветер прекратился, воздух потеплел, и все вокруг внезапно изменилось.

– Это о моем отце, – объявил Пикассо, державший в руках только что прочитанное письмо из Барселоны. – Лола пишет, что ему стало хуже.

– Ох, Пабло.

– Полагаю, мне не следует удивляться, но я все же удивлен. Когда я был мальчишкой, он казался мне таким сильным… Я сердился на него за то, что он заставлял меня рисовать. Он хотел, чтобы я стал настоящим художником, каким ему так и не удалось стать. Довольно долго я не понимал, что старик умел хорошо рисовать только голубей.