Она погрузилась в воспоминания, когда какой-то мужчина подошел к ней. Он мягко настоял на том, чтобы отвести ее под козырек крыши, потому что начался дождь, а она даже не заметила этого.

– Вы не узнаете меня? – спросил он.

Его глаза были знакомыми, но она не могла вспомнить, где встречалась с этим мужчиной. Он выглядел пожилым и очень усталым в своем потрепанном мундире и с рукой на перевязи.

– Я Луи Маркуссис. Вы сами когда-то дали мне это имя.

Они обнялись, словно старые друзья, и Фернанда посмотрела на раненую руку Луи.

– Я был ранен, и меня отправили домой. Когда я узнал о Еве, то решил, что должен приехать сюда.

– Он сейчас вместе с ней, – сказала Фернанда. – Я видела, как он зашел внутрь около часа назад.

Вспышка боли на мгновение высветлила его голубые глаза, и она вдруг поняла, что Пабло Пикассо изменил их всех. Теперь она видела, что Луи все это время был влюблен в Еву, но не имел никаких шансов завоевать ее сердце после того, как судьба распорядилась по-своему. Фернанда испытывала сходные чувства к Пикассо и понимала, что, несмотря ни на что, она не сможет соперничать с призраком.

Что с ними стало? Она гадала, был ли кто-либо из них на самом деле таким молодым и беззаботным, страстным и неистовым, как она помнила. Каждый из них на свой лад отвергал условности. Быть смелым, романтичным и необузданным означало все. Да, но это происходило в другом Париже, который теперь казался полузабытым сном.

Дождь усилился, и Фернанде захотелось открыть Луи правду о том, что она на самом деле хочет сказать Еве. Даже после всего, что случилось, Фернанда не могла ненавидеть ее. Любовь Евы сделала Пикассо лучше, и это было несомненно. Как бы Фернанде ни было неприятно признать, но она понимала, что Ева гораздо лучше подходила для него.

– Он скоро уйдет и вернется в свою студию на Монпарнасе, – сказала она. – Так происходит каждый день. Я несколько раз старалась набраться храбрости и зайти туда после его ухода. Но не знаю, что со мной будет, если я снова увижу ее.

– А я приехал сюда, потому что думал, будто мне захочется увидеть, как Пикассо испытывает такие же мучения, какие когда-то испытывал я, – признался Луи. – Но я видел слишком много смертей, и теперь мне это неинтересно. Я лишь хочу попросить прощения у Евы.

– Не знаю, что ей сказать, – призналась Фернанда, когда они направились к двери.

– Я тоже, – ответил Луи. – Но думаю, слова придут сами. Как мы представимся медсестрам?

– Скажем, что мы ее старые друзья, – предложила Фернанда, что в кои-то веки было правдой.

Когда Ева лежала под одеялом в восхитительно мягком желтом шелковом кимоно, которое принес ей Пикассо, она подумала о том, как сильно голые ветви деревьев зимой похожи на скелеты. Она часами глядела в окно на узловатые изогнутые силуэты и жалела людей, которым приходилось выходить на улицу. Скоро будет Рождество. Она знала, что не увидит весну. Теперь ей особенно часто вспоминались строки из стихотворения Аполлинера «Прощание».