Я открыла рот. И закрыла его.

Кирилл кивнул.

— Вот именно.

Он резко встал, выдирая оба романа из прозрачных папок. А потом подошёл к камину и бросил бумажные страницы в огонь.

Вспыхнуло пламя, жадно охватывая белые прямоугольники. Я охнула.

— Почему? За что?

— Они были недостаточно искренними, — ровно произнёс Кирилл. — Но уж ты-то никогда не врёшь, верно?

Он поднялся по лестнице, не оглядываясь.

А я…

Я не могла плакать. Мне надо было писать роман.

И сейчас, с заледеневшим сердцем, я могла это делать лучше всего.

Час спустя приехал разносчик пиццы, и, после коротких указаний Кирилла, сгрузил две коробки на кухне. Я подождала, пока там не окажется пусто, достала тарелку, и вскрыла нижнюю коробку.

Курица и ананасы. Конечно же.

Я вернулась и продолжила писать.

Семь часов вечера. Восемь часов вечера.

Половина одиннадцатого вечера.

Нам не стоило заводить роман с Кириллом вообще, холодно подумала я. Потому что когда меня не отвлекают счастье, любовь и секс, я пишу куда продуктивнее.

Другой вопрос, лучше ли?

Впрочем, трагедию и не нужно писать особенно хорошо. Просто должно быть больно. Автору, читателю, герою. Всем.

Я дописала последнюю сцену и рухнула лицом на стол.