— Какой же он идеальный? Вы что, ничего не поняли?!

— Я всё прекрасно поняла. Вода — главный символ чувств. Тех чувств, которые рвутся из тебя наружу и которым просто необходимо куда-то выплеснуться. Ветер — желание перемен и надежда на избавление от неприятностей. А время — время означает терпение и ожидание. Этот детский заговор, который произносил Артём для Макса, ты придумала для себя. Чтобы успокоиться и знать, что положение, в котором ты оказалась, не вечно, и скоро, когда родители приедут, ты сможешь снова вернуться к психологически комфортной жизни.

Да и вся эта история о якобы воображаемом друге — ничто иное, как твоё подсознание, пытающееся сказать тебе, что происходит на самом деле. Твоя история подобна сну, который можно прочесть по образам, наполняющим его.

И то, что вы не могли никуда уехать — это твои внутренние рамки, за которыми тебя может подстерегать опасность, а все эти страшные бандиты и мужчины, встретившиеся на вашем пути — они лишь для того, чтобы ощутить возможность чудесного спасения. Что там, в твоей фантазии всё заканчивается хорошо.

— Как же хорошо, если Макс возможно даже погиб?

— Макс, собственно, и есть апофеоз твоего воображения. Выдумка в выдумке. Ты сама не уверена, был ли он. Твоя фантазия ставится под сомнение. И поэтому она ранена и должна погибнуть…

Неужели ты продолжаешь сомневаться?

Сколько раз за всю историю ты повторила «Мне казалось, это происходит не со мной» или «Я смотрела на себя со стороны»?

— Мама! — снова позвала я, чувствуя, что не могу сопротивляться убежденности Ольги Леонидовны.

Мама настороженно вошла в комнату.

— Что случилось?

— Мамуль, я когда-нибудь тебя обманывала?

— Нет, конечно.

— Скажи, ты веришь мне, что я ничего не придумала?

Мама мигом опустилась на кровать рядом со мной, обняла и принялась раскачивать за плечи:

— Ничего, ничего, так бывает, когда сам искренне веришь, то это не обман. Правда, Ольга Леонидовна?

— Естественно, — откликнулась та. — Иллюзорная картина мира, формируемая сознанием, не является осознанной. В силу спонтанности фантазирования попросту стирается грань между реальным и нереальным, возможным и невозможным, рутинным и чудесным.

— Видишь, — сказала мама. — Ты ни в чем не виновата. Это я виновата, что оставила тебя здесь одну. Как чувствовала, что не нужно уезжать.

Горячо дыша, она крепко прижалась губами к моей голове.