— Значит, тебе просто показалось, и эта девочка похожа на ту, которую ты себе представила.

Я еле сдерживалась.

— Мам, честно, просто представь, что я тебе сейчас скажу забыть всех твоих знакомых, точно их не было! Если бы тебе вдруг велели, ты бы смогла забыть меня?

— Как ты можешь такое сравнивать? Ты моя дочь, а это какие-то непонятные девочки и мальчики. Сомнительного вида и воспитания, которых ты знаешь всего-то пару месяцев, и с которыми у тебя не может быть ничего общего, — она помахала из стороны в сторону пальцем. — Ни-че-го!

— Так. Стоп! Мам? Ты признаешь, что всё, что я говорила тебе — правда?

— Я лишь допускаю… Теоретически. Если бы такое было.

— Пожалуйста, просто объясни, почему ты всё отрицаешь? Отчего не хочешь мне поверить? Неужели слова Ольги Леонидовны для тебя важнее? Я всегда думала, что ты за меня!

— Я всегда, Вита, за тебя. Как ты можешь сомневаться? Я всё сделаю ради твоего благополучия и безопасности…

— На Викином месте могла быть я. Представляешь? Мы так долго соревновались за эту лодку. И вот чем всё обернулось, — я схватилась за голову. — Когда они все говорили разные глупости про реку, я ни капли не верила, но теперь… Это так страшно, мама. Бедная, бедная Вика!

Во мне вдруг вспыхнуло необъяснимое чувство вины, словно это я заставила её плыть.

— У неё было столько планов на жизнь. Она была такая… Такая живая. Такая красивая, — с каждым словом, моё дыхание становилось всё более прерывистое. — А ведь она говорила, что боится маньяков. Будто знала… Как она могла знать?

— Вита, я сейчас позвоню Ольге Леонидовне, она приедет, и ты с ней поделишься своими переживаниями, — мама озабоченно полезла в сумку за телефоном.

— Нет! Не нужно, — отчего-то закричала я, вскакивая. — Я не хочу её видеть, она вынимает из меня душу и внушает, что я ничего не чувствую. А я чувствую! Говорит, что я не могу ни о ком скучать и любить не могу. Но я люблю и скучаю. И раз Вика есть, то есть и Артём. Понимаешь? Значит, всё по-настоящему. И я должна найти его!

— Во-первых, прекрати кричать, ты не на базаре, а во-вторых, — она сделала многозначительную паузу, её лицо сильно раскраснелось. — Мне просто дико, что ты опускаешься до такого.

— Какого такого? — голос срывался. — Какого?

— Это же нужно было докатиться до такого унижения. Я как услышала, чуть со стыда не провалилась, Вита. Мы тебя так не воспитывали. Я понимаю, что ты ещё ребенок, но у всего есть границы. Как ты могла раздеться? И это счастье, что у мальчика, в отличии от тебя, хватило мозгов и совести.

— Мама! — воздуха катастрофически не хватало. — Я тебе доверила самое личное. А ты! Ты внушала мне, что это всё неправда. Видела, как я мучаюсь, как дико скучаю, заставила поверить в собственную ненормальность. Ты же всегда меня понимала. Мама?