Та потыкала шваброй. Голова голубя мотнулась в сторону.

— Это не я. Он сам. Больной, наверное.

— Фууу, — гнусаво протянула Исакова. — Больной и заразный.

— Он не больной, — не выдержала я. — Ударился сильно и сознание потерял. Нужно его аккуратно вынести, и он отойдет.

— Сознание потерял! — передразнил Зенкевич мерзким голосом. — У голубя случился обморок!

Они дружно закатились, после чего Дубенко сказал:

— Слышь, жирная, иди сюда, сделай ему искусственное дыхание. Рот в клюв. А хочешь, мы тебе его с собой завернем?

И не успела я и глазом моргнуть, как мой рюкзак, висевший на спинке стула, оказался у них в руках.

— Не нужно, пожалуйста, — я попыталась подойти к ним, но Тарасов, сидевший через две парты от меня, выставил ногу в проход, преграждая дорогу.

Я попробовала перешагнуть, но он поднял ногу выше так, что я уже чуть ли не сидела на ней. Возбужденные голоса слились в общий хаотичный гомон.

— Ай! Он шевелится.

— Огрей по башке!

— Крыло мешается.

— Толкни сильнее.

— Прекратите его мучить! — я отчаянно пыталась сдвинуть ногу ехидно ухмыляющегося Тарасова. — Он ведь живой и ему больно!

В этот момент дверь резко распахнулась и сначала в класс ворвалась Марина Олеговна, а за ней охранник. Здоровый парень лет двадцати пяти.

— Вон там, — химичка ткнула пальцем в шкаф, затем перевела взгляд на толпу возле подоконника. — Что вы делаете?

Охранник залез на стул, заглянул на шкаф и развел руками:

— Никого нет.

— А голубь? — растерянно протянула химичка.