— Она же человечек, маленький и беззащитный, — шептала сквозь слезы, чувствуя, как крепкие руки гладят по спине и голове, — как можно так?
— Поплачь, малышка, поплачь, — произнес Дамир, и я только сейчас поняла, что он дрожит, — взрослый, сильный мужчина дрожит.
— Ты чего, Дамирушка?
Положив ладони на щеки, посмотрела в глаза, пытаясь понять, почему его всего трясет, и в карих омутах увидела боль.
— Дамирушка, уже все нормально, ты чего? снова спросила я, поглаживая по лицу, как он тут же перехватил мои руки, сжимая их на запястье и с удивлением смотря на меня.
— Ты меня успокаиваешь, малышка? Откуда в тебе столько сил, чтобы еще меня успокаивать? Откуда?
— Я, ты, ты чего дрожишь?
— Мне больно за вас! Мне больно, что меня не было рядом и я не защитил.
— Это только моя вина, Дамир, только моя, — вырвав руку из захвата, вытерла слезы тыльной стороной ладони, и словно опомнившись, отползла назад, прячась под плед.
Мужчина немного расслабился, и помог мне укрыться, снова положив руки на ступни.
— Если бы я не отказалась от малышки, то он продал бы ее на органы.
— Что?! зарычал Дамир, выражая свою злость.
— Сказать, что мне дали шанс, ничего не сказать. У меня не было выбора. Его просто не было! Я лучше бы себя ненавидела всю жизнь за то, что бросила дочку, чем за то, что Господи!
По щекам продолжали катиться слезы, и я поджала ноги, лицом уткнулась в колени, тихонько всхлипывая, на подсознательном уровне понимая, что не могу разбудить Лику. Сбоку от меня прогнулась кровать, и Дамир крепко прижал мое безвольное тело, поглаживая и успокаивая.
— Тихо, любимая, тихо. Моя девочка не должна страдать, не теперь, когда со мной. Не теперь, милая.
— Я не знаю почему, но написала, чтобы малышке дали твою фамилию и отчество, возможно в душе таилась капелька надежды.
— Михаил, он очень мне помог с тобой, я ему теперь жизнью обязан.
— Что ты имеешь в виду?
— Он и еще один парень Денис, всегда наблюдали за тобой, мне было так проще. Тем вечером, когда я видел вас с Шираевым, мне показалось, что ты меня ненавидишь, и я решил отпустить тебя. Неделю думал, смогу ли жить без информации о тебе, и понял, что пора, пора пробовать жить без тебя. Да только, когда я сообщил Михаилу, что не нуждаюсь в их помощи и больше ничего не хочу знать, он сразу, вроде и послушал. А потом, не побоявшись моего гнева вернулся и рассказал, что ты бросила своего ребенка в роддоме.
— У меня не было выбора.