— Мила, что ты делаешь?

Ну как тут скажешь маме правду — Инга ж обзавидуется.

— Собаку мою, — и это почти не ложь, потому что сейчас я сушила собаку полотенцем.

Инге пришлось перезванивать — из воды я не вылезла сразу, решив, что это наконец-то объявилась сучья мать, а показывать себя Лоле голой и в чужом доме никак было нельзя.

— Тебе в голову не приходило позвонить матери? Ну, сообщить, что жива-здорова, нет?

В голосе Инги звучало раздражение. Но, но, но… У меня было слишком радостно на душе, чтобы злость, даже целая ложка, могла испортить мой медовый бочонок. И я даже не изменила тональности голоса:

— Мам, ну я же сказала, что позвоню, если мне будет плохо. Не звоню — значит, мне хорошо.

— Мила, почему ты мне хамишь?

Инга заводилась все больше и больше, но что я могла поделать: флюиды счастья, переполнявшие меня, еще не научились передавать по мобильным сетям. Надо будет подкинуть Лефлеру идею для нового стартапа. Такой продукт будет нарасхват в современном мире несчастных людей.

— Мам, я вытираю собаку. Ты когда-нибудь пробовала вытирать овчарку, зажимая плечом телефон?

— Ты мне перезвонишь?

— Мам, я на работе. Сегодня ж понедельник. И у меня с учебой еще конь не валялся. Только собака!

И это было правдой. Я сбегала к Лоле за своим Макбуком и уселась за обеденный стол в доме Олега, вспоминая, как подавала ему кофе и как он поцеловал меня в локоть и как я… Злилась на него… Дура… Ну что с меня возьмешь?!

Несколько раз я порывалась позвонить Олегу, но одергивала себя — он занят, у него переговоры, он говорит сейчас умные слова, а что я могла сказать ему умного? Только одни глупости — я соскучилась, приезжай скорее. И еще, конечно, что собаку я выгуляла, выкупала, накормила и даже не забыла обновить воду. До обеда я делала вид, что работаю. Уверяла себя, что что-то учу. Но знала, что жду звонок от Олега и просто — почти безрезультатно — убиваю время…

Он позвонил чуть позже пяти. Ну, наверное, рабочий день как раз во столько и заканчивается. Сердце колотилось, руки тряслись — и телефон почти что полетел на кухонную плитку. Господи ж ты боже ж мой! — ну разве должны так потеть ладони? И не только они. А я вся… Это куда хуже собачьей тревожности! Так можно и лужу напрудить от радости!

— Мила, ты дома?

Что он хотел в действительности спросить? — у кого? Чтобы узнать, насколько я скучаю…

— Я у тебя… — ответила ему, давясь улыбкой.

Только бы не засмеяться, только бы не засмеяться… Просто истеричка какая-то! Мне ж не пятнадцать, чтобы так сходить с ума при звуке мужского голоса. Или мама права? До двадцати пяти я не доросла…