— А что о нем говорить? Это только через девять месяцев. Да и потом он заговорит не раньше года. У меня брат вообще в два с половиной рот открыл из-за двух языков.

— Ты хочешь ребёнка? — перебила я, из последних сил сдерживая новый поток слез.

— Я хочу все. Все, что даёт судьба. Я ни от чего не отказываюсь. Но если ты не хочешь, я пойму… И подожду, когда захочешь…

— Я боюсь…

Олег рассмеялся:

— Да ты всего боишься, Чучундра! Но нужно по чуть-чуть становиться взрослой. По маленьким шажкам.

— Это не шажок. Это в омут с головой.

— Я сказал — надо. Я не сказал, что у нас все по-книжке. У нас все не так, как надо. Но оно есть, Мила. Вон, Агата, в тебя верит. И будет повод выгнать ее из кровати на пол. Скажем, на четверых места нет… Мила, ну… У нас ведь все получится. Неужто не веришь?

— Верю. Но мне страшно.

— Мне тоже.

Он снова притянул меня к себе, и я смогла обнять его за шею — мокрую.

— Мальчикам не разрешают признаваться в страхе, поэтому мы молча его осознаём и бодримся с ним. Я со всем справлюсь. Ты в меня веришь?

Я кивнула — продолбила ему плечо носом, точно дятел клювом. Сильное плечо. Я в него верила.

— Только не спрашивай меня больше про скатерти. Я ни черта в декоре не смыслю. Мне б пожрать вкусно. Остальное не важно. Ну совсем не важно, ты понимаешь?

Его рука скользнула по плечу вниз и остановилась на животе — не пустом.

— Тут я тебе, тем более, не смогу помочь. Все сама. Все девять месяцев. Потом я постараюсь впрячься… Но я ничего не обещаю. Сама видишь, какая у меня сумасшедшая работа. И собака, собака тоже сумасшедшая!

И Олег скинул слюнявую морду с моих коленей.

— Ты должна научиться вести себя прилично, поняла? Никакой тренер тебе не поможет, если ты сама не захочешь исправиться. Согласна? Ты теперь не единственный ребёнок в семье, так что баловать тебя тут никто не собирается. Заруби это себе на носу!

И Олег постучал указательным пальцем по чёрному блестящему носу.