Светлый фон

       Кирилл вскинул голову, но выше не стал. Особенно в моих глазах. И солиднее тоже. Если только противнее. Во сто крат. И как мне раньше могли нравиться блондины… Если белое смешать с черным получится серый мрак. Так и получилось — беспросветный мрак.

 

       — Отец позвонил тебе. Не мне. Задумайся, Кирилл, — отчеканила я вместо ответа, а Каменцев только сильнее задрал голову. Точно застегнутая на все пуговицы рубашка мешала ему дышать.

 

       — Он никому не позвонил. Только в скорую.

 

       Мое сердце сжалось на первых же словах Кирилла.

 

       — Я просто заехал к вам вчера, — продолжал он. — Ты не ответила на звонок. Потом не открыла. Я трезвонил достаточно долго. Вернулся через два часа. Думал, что ты гуляешь со своим, а дед внучку пасёт. Потом увидел соседку. Она и сказала про скорую. Дозвонились до станции, потом до больницы. Сказали, никто не навещал, никому не просил звонить. Никому не нужен, — выдал Кирилл уже свою мысль и замолчал.

 

       Я тоже молчала. Перебирала в голове все возможные причины, по которым Александр Юрьевич пожелал не уведомлять нас о болезни: они рассыпались в ладонях как свежевыпавший снег. Я прекрасно понимала, что он просто не хотел нам мешать — никому: ни мне, ни сыну. Особенно мне, поняв, что я ушла в другую семью. Ушла или бросила. Без разницы, что я сделала, какими были мои мотивы и оправдания — это привело к тому, к чему привело. Александр Юрьевич в больнице, и узнали мы об этом совершенно случайно. Только лишь потому, что Кирилл не желал давать мне от себя любимого полную свободу. Ту, которую я официально имела. На бумаге, но не в жизни. Гриша прав: людей связывают не штампы, а другие люди. Если Любу я оторвала от Кирилла почти что безболезненно, то Александр Юрьевич будет связывать нас всегда.

 

       — Отлично… — я сумела выдержать презрительный взгляд голубых глаз. — Иди первым. Если он пожелает тебя видеть. Я зайду в палату после тебя. Я уж точно не хочу, чтобы он видел нас вместе.

 

       Кирилл ушел, а я вжалась в белую стену, чувствуя удушье от больничных запахов. Я виновата в том, что Александр Юрьевич оказался в больнице, потому что не сумела вовремя уйти, подарила идиотскую надежду, что у нас есть шанс снова быть полной семьей. И сейчас понял, что остался у разбитого корыта, и сердце старика не выдержало.

 

       Мое тоже сжималось все сильнее и сильнее, и я разревелась. Так сильно, что ко мне подошла нянечка и предложила помощь. Нет, мне не нужна ни вода, ни таблетка. Мне нужно плечо. Гришино плечо, чтобы стоять на ногах на суше и держаться на плаву в море проблем — держаться верного курса может только он из нас двоих. Я уже ничего не могу. Я уже сделала неправильно все, что только можно.