Светлый фон

Ах, если бы… А что если я попрошу продлить отпуск, ты согласишься? И я почти задала ужасный вопрос… Или я оправдывала свою нерешительность расторопностью официанта, который подлетел к Кузьме за заказом в долю секунды после того, как тот захлопнул меню. Кузьма попросил гамбургер для меня и для себя — пиццу. Солидарен, блин! Согласился бы ты со мной в другом… Нет, мне это не нужно. Мы не подходим друг другу, мы разные… И я ему не нужна. Ему не нужны отношения, а для безответственного секса у него имеются более искушенные в этом деле подружки, которые точно не попросят на ужин гамбургер.

— Что это? — ответ на этот вопрос интересовал нас обоих.

На тарелке, присыпанной мелко накрошенным зеленым луком и веточками петрушки лежала обычная жареная картошка с горкой нашинкованного репчатого лука и отдельно — томатного соуса, а половину тарелки занимала плоская лепешка — обыкновенная котлета, на которую наступил слон.

— Ты сама от итальянской кухни отказалась! — не скрывал улыбку Кузьма, победно глядя на свою толстенькую пиццу с ветчиной, колбасой, оливками и острым перцем. — Могу поделиться.

И протянул мне стручок острого перца. Я взяла и под его испытующим взглядом поднесла ко рту. Ничего, у меня отпуск с перчинкой. Я его еще щедро запью в Питере соленой водой ночью в подушку.

— Даш, не надо…

Он говорил о перце, который был уже у меня между зубами. А я мечтала, чтобы он сказал о другом: не плачь! Нет, он даже на секунду не думает, что я буду плакать. И я не должна плакать. Разве можно рыдать над подарком, который сама же и выклянчила? Можно, если ты полная дура… Только полные дуры жрут перец целиком.

— Даш, запей!

Кузьма протянул мне даже не стакан, а половину бутылки воды. Видимо, на лице у меня в тот момент отразился весь спектр моих чувств к нему. Но этот пожар залить простой водой не получится…

— Давай пива!

Он действительно рванул в бар, не подзывая официанта, а я кусала губы, наивно полагая, что так огонь не вырвется наружу, но он видимо пошел у меня ушами. Они уж очень горели, я это прямо-таки чувствовала.

— Пей!

И я отхлебнула, снова из горла. Только потом отдала бутылку официанту, и он, бедный, наполнит бокал, с которым бежал за Кузьмой. Ничего-ничего, знай наших! Вернее, не забывай… Он забудет… Нас таких тут достаточно… И Кузьма забудет… У него таких, как я…

— Даш, тебе легче?

Я кивнула. Во рту — да, легче. На сердце совсем тяжело.

— Тогда ешь свой гамбургер… Хотя вот, — и он протянул мне отломанный кусок пиццы, с которого снял все острое.

Я взяла, съела и не разревелась. Вернее, глаза блестели, но Кузьма прекрасно списал все на дурацкий перец. Но все же именно он мне его предложил. Предложил-то он, а взяла-то я сама… Сама виновата, самой и расхлебывать…