— Не дави на меня! — возмутилась я.

— Я не давлю, просто интересуюсь.

Отвечать я не спешила. Я знала точно, что люблю, знала, что готова ответить «да», несмотря на скорость развития событий. В конце концов, назначать дату свадьбы прямо завтра никто не заставляет. И все-таки оставался один момент, который не имел отношения к нашим личным взаимоотношениям, но запомнившийся мне по рабочему моменту. Вот он и вселял, нет, не сомнения, но некоторые опасения, потому и не хотелось спешить.

— Значит, сомнения есть, — подвел итог моему молчанию Костя. — Может, поделишь? Возможно, мне есть, чем их развеять.

И я выпалила:

— Горбушкин!

Шеф заметно напрягся, даже взгляд стал немного подозрительным.

— Что — Горбушкин? — прохладно спросил Колчановский. — При чем здесь вообще эта скотина?

— Почему он скотина? — опешила я.

— Потому что сливал информацию, — покривился шеф. — Так почему ты его вспомнила?

И я расслабилась, исчерпав свое последнее опасение. Просто никак не выходила из головы та история с замом, когда Костя жал ему руку, излучая дружелюбие, обещал, что всё будет хорошо, а после вышвырнул из компании. Это воспоминание мешало до конца довериться, оно стало погрешностью, искривившей представление о шефе, как о человеке слова.

— К черту Горбушкина, — отмахнулась я. — У меня нет сомнений.

— И все-таки поясни, почему ты о нем вспомнила, — уперся Костик.

Ну вот, опять мне стыдно. Опять он открыт, а я ищу подвох. Пора уже убить Минотавра и очистить лабиринт разума…

— Вера, — напомнил о себе Костя. И я покаялась в своем очередном подозрении. Колчановский покачал головой и усмехнулся: — В следующий раз буду вывешивать транспарант с указанием причины увольнения сотрудника. Еще что-нибудь из затаенного осталось?

— Теперь точно больше ничего нет, — ответила я. — Опустели закрома.

— И?

— Год.

— Год?

— Год на конфеты и букеты, битье посуды и на притирку. А там можешь снова задать мне этот вопрос, — пояснила я. — Возможно, я буду готова дать ответ.