— Себе не хочешь подтяжку сделать? Самое время.

— Заняться мне больше нечем? Других забот полно.

— Вот она, российская женщина. Муж есть, детей настрогали. Чего ещё нужно? Остальное гори синим пламенем.

— Неправда ваша, тётенька. Мне многое нужно, устану перечислять. Натка, остальное — это что?

— Карьера, личная жизнь.

— Карьера — ладно. А личная жизнь — это как?

— Личная жизнь — это отдельная от семьи область. Твои собственные увлечения, друзья, внешний вид, здоровье.

— А если у нас с мужем увлечения общие, друзья общие и так далее?

— Старуха Шапокляк говорила: “Темнота-а-а!”

— Ты ещё деревней обзови.

— Точно. Деревня и есть. Хочешь дольше прожить, дольше оставаться активной, дееспособной — разграничь пространство семьи между собой и партнёром. Здесь твоё танцевальное пространство, там его, между вами нейтральная зона для детей и постели.

— Извини, Нат, у меня не партнёр. У меня нормальный российский муж. Любит детей, меня. Он не согласится ни на какие разграничения. Я сама не соглашусь. Мы с ним вроде сообщающихся сосудов.

— Да-а-а… Далеко вам пока до Европы.

— Оно и хорошо. Вы там в своих Европах совсем на индивидуализме помешались.

Как, однако, Малькова перестроилась. Говорила, что сумеет. И сумела. Удивительно. Была человеком умным, в меру добрым, в меру отзывчивым. Стала куклой на европейский манер. И ведь невдомёк ей, что эгоцентризм, пропагандируемый Европой, рядом не лежит с умеренностью и аккуратностью, с правами личности. Скорее, махровым эгоизмом отдаёт. Эгоизм ведёт к одиночеству. Не сама ли Натка когда-то пыталась эту азбучную истину Светлане втолковать? Жизнь чудно распорядилась. Светлана с тех давних пор в “плюс” пошла, Натка к “минусу” стремится. Не так разве? Может, просто рисуется Малькова? Может, хочет показать, как у неё всё хорошо, у Светланы плохо? Сама себе доказывает правильность побега в Германию. Побег от бессилия, отсутствия видимых перспектив, от российского хаоса девяностых годов, от тягостной любви с её неустроенностью. Побег из страха перед трудностями к стабильности, контролируемости, сытости. Зачем тогда вернулась? Убедиться в правильности выбора?

— В Европе, Свет, хорошо. В Европе человека уважают. Не суди о том, о чём понятия не имеешь.

— Хорошо, не буду. Но и ты о нас не суди. И ты о нас понятия не имеешь.

— Да-а-а? Что ты говоришь? Да я эту страну и этих людей получше тебя знаю.

— Ошибаешься, Нат. Это другая страна. Не та, из которой ты уезжала. И люди другие. Мы за десять лет пережили столько, сколько некоторые за двести. Ничего ты про нас не знаешь. У вас там газеты, телевидение кособоко про Россию информацию подают, узконаправленно. Создают превратное впечатление.