— Я не заметила особых перемен. Нет, вообще, перемен много. Но они чисто внешние. Содержание прежним осталось. Как мы бежали за Европой, так и бежим. По-обезьяньи.

— Мы? Ты себя всё ещё русской числишь? Поразительно.

— Что тебе поразительно? Из эмигрантов мало кто полностью от России отрекается. Обычно стараются общаться меж собой. Не то, чтобы ностальгируют, диаспоры создают, просто тянутся друг к другу. Русскому человеку на Западе трудно. Иначе воспитан, менталитет подводит. Некоторые вещи с молоком всосаны или вообще генетически обусловлены. От них не откажешься. От некоторых и отказываться не хочется. Тебе не понять.

— Не понять, согласна. И вам нас не понять. Потому и говорю, не суди. Лучше о себе расскажи, о своей жизни, о муже. Дети у вас есть?

Вряд ли у Мальковой есть дети. Не верится. Слишком уж выглядит одиноко, держится одиноко. Вопрос случайно с языка соскочил. Для поддержания разговора. Неудобно молчать. Хотя, кто знает? Вдруг есть дети? У них там в Европах всё иначе устроено.

— У меня третий муж. Дело своё. Бизнес.

— Дело? Какое?

— Украшение… нет, оформление помещений, не помню, как это по-русски…

— Дизайн.

— Да. Дизайн квартир, вилл, офисов. Маленький бизнес, но мне хватает. Мужу не нравится дармоедство. И самой скучно дома сидеть.

— Детей, значит, нет?

— Детей? Нет. Рано пока. Сначала надо для себя пожить, базу на старость подготовить. Вот к сорока подберусь и буду о ребёнке думать. С Вальтером мы этот вопрос обсудили. У нас теперь не принято рано детей заводить.

— У нас? Ах, да, в Европах. Или вообще на Западе? А Вальтер — муж? О чём он думает, на врачей надеется? Ничего себе уха. Ты знаешь, что в сорок лет первый раз рожать опасно? У нас такие старородящими называются, месяцами на сохранении лежат. И, между прочим, нам с тобой не так много до сорока осталось. Не кажется, что для себя ты уже пожила достаточно? Извини за категоричность. Не хотела. За тебя переживаю. Дети, Натка, — это чудо, подарок судьбы. Ты себя обкрадываешь, честное слово.

Господи, какие ей дети? Она же любить не умеет. Или наоборот, ей скорее надо ребёнком обзавестись. Это, как с Дубовым, беднягой. Он, помнится, сначала тоже детей не хотел. Потом будто с цепи сорвался. Скорее ему надо ребёнка родить. Светлана тогда ужасалась про себя. Эгоисту — детей? С Ольгой Александровной поделилась недоумением. Вишневецкая с неожиданной стороны к вопросу подошла. Очень хорошо, просветлился наконец Паша. Ребёнка ему непременно надо. Благодаря ребёнку любви научится, пониманию. Так и Дубову высказала. Павел Николаевич оторопел. Любви учиться? Учиться, — подтвердила Ольга Александровна. Не только к одной, отдельно взятой женщине, к людям вообще. Постичь любовь в самом широком смысле. Иначе собственному детищу душу искалечишь, жизнь поломаешь. И Дубов неожиданно к новой задаче подошёл Ошеломившее всех решение принял. Священником стал. Исходил из знаменитого христианского постулата “Бог есть любовь”. Пошёл Дубов в попы — учиться любви в широком её смысле. Спустя пару лет Светлана неожиданно столкнулась с ним у метро. Он двигался ей навстречу. В чёрной, развевающейся от ветра долгополой рясе. Большой серебряный крест подпрыгивал в такт шагам где-то между грудной клеткой и впалым животом. На голове нечто вроде бархатной скуфейки. Павел Николаевич побледнел, осунулся. Кожа лица напоминала восковую плёнку. Подбородок украшала козлиного достоинства бородка. Прежде холёные, подкрученные на концах старорежимные усы отросли, оплели рот, слились с бородкой. Увидев Светлану, Дубов споткнулся, замер на секунду. Ничего не говоря, не кивнув в знак приветствия, круто развернулся и решительно удалился в противоположном направлении. Длинные с проседью волосы, на затылке схваченные в хвост аптечной резинкой, мелькнули и затерялись в толпе… Светлана жалостливо вздохнула вслед. Учиться ему ещё и учиться. Не только любить, но и прощать. Других людей прощать, себя прощать, себя — прежде всего. Светлане повезло. Значительно раньше Дубова спохватилась. Если отсчёт вести от встреченных ею однажды на платформе бомжей. Для начала следует гордыню, один из смертных грехов, отринуть.