— Даздрасен Владиленович — механик от бога! — кидаюсь я на защиту старого друга, болтаясь в руках Хозяина тряпичной куклой. — За столько лет этот лифт ни разу не ломался. Ни разу! Пока…

— Пока ты в него не влетела, — понимающе закончил за меня Тостер, неуклюже поворачиваясь со мной в руках, словно пытаясь найти место для моего складирования, но так и не решившись посадить меня на посыпанный стеклянной крошкой пол лифта. — Ты говоришь второе непереводимое слово. Это признак панической атаки?

Ничего не придумав и, видимо, устав поддерживать меня под руки, Тостер взял меня на руки.

— Все переводимо, — ворчу я, тут же потеряв связь с приступом, поскольку оказалась в объятиях личного врага, войной с которым живу и энергетически подпитываюсь уже полгода. — Дениса Владиленовича на самом деле зовут Даздрасен Владиленович. Да здравствует седьмое ноября. Стыдно не знать!

— Стыдно?! — мышцы на руках Тостера сжимаются, словно он решил бросить меня на пол. — Почему я должен стыдиться того, о чем я не знаю, поскольку об этом мне никто не говорил?

— Потому что это ваши люди, без которых жизнь этого дома невозможна. Юрий Александрович все обо всех знал. А Дарья Владиленовна, сестра Дениса Владиленовича, тоже не Дарья, — радуюсь я дополнительной возможности рассориться с Хозяином перед тем, как мы расстанемся, словно почти драки, разбитого кувшина с соком и испорченной (надеюсь, навсегда!) рубашки недостаточно.

— И кто же она? — спрашивает меня Тостер, встретившись наглым взглядом своих больших карих глаз с моим гордым (гарантирую!) взглядом.

— Она Даздраперма, — снисходительно сообщаю я, не собираясь помогать ему в расшифровке.

— Тоже что-то там да здравствует? — находчиво говорит Хозяин.

— Да здравствует первое мая! — хвастаюсь я осведомленностью. — Это они для таких, как вы, вынуждены родные имена менять на удобные.

— Как я?1 — Тостер подбрасывает меня на руках, словно я кусочек поджаренного хлеба. — Я то здесь причем? Люди с труднопроизносимыми именами представляются Денисом и Дарьей, а я виноват? Ты дура? Начинаю ужом вертеться в его руках, пытаясь встать на пол. От боязни не осталось и следа! Да я про нее просто забыла! Тостер дает мне встать на ноги, но только для того, чтобы прижать к своей груди мою спину.

Мой костюм! Ленка убьет меня! Я его непоправимо испортила мокрой от гранатового сока рубашкой.

— Не рыпайся! — Хозяин прижимает меня еще сильнее. — Стекло кругом! Не хватало еще, чтобы ты и кровавые порезы на меня списала.

Затихаю, придумывая достойный ответ, но ничего не приходит голову от нервного перенапряжения.