Он принес меня домой на руках, аккуратно уложил на постель, а потом еще до утра бегал с тазиком от ванны до моей кровати и обратно. Да, я вернулась домой. К себе домой. Жила в квартире вместе с Мурзей до дня окончания учаги. А вот Аню мы больше не видели. Ни одного раза. Она не звонила, не приезжала, просто пропала.

Та весна, которая пахла талой водой, земляным паром, свежестью первых цветов, она принесла мне много счастливых моментов. Долгие вечерние прогулки, поездки на мотоцикле (я даже научилась ездить на нем в короткой юбке), ночевка в палатке на рок-фестивале. Мы с Серегой словно срослись. Открылись друг другу. Идти с ним рука об руку по улице стало чем-то таким же естественным, как дышать, видеть, жить.

Мурзя все-таки сделала себе татуировку. На животе. Мы с Донских долго спорили, что там изображено: бабочка, похожая на младенца, или младенец, похожий на бабочку. В версию про единорога, предложенную хозяйкой живота, мы не верили, уж слишком расплывчатая и нечеткая она была. Перед очередным своим отъездом в город Серега строго-настрого запретил мне рисовать что-либо на своей коже, тем более у этого мастера. Я и не собиралась спорить. Первый раз в жизни мне было просто хорошо.

Все мы с нетерпением ждали одного-единственного момента – середины лета. Мы с Мурзей, ночами корпевшие над учебниками, одолевшие экзамены и собеседования, безумно жаждали увидеть свои имена в списке зачисленных.

Мне казалось, я хотела этого до умопомрачения, но радовалась почему-то все же больше Машка. Она визжала и скакала так, словно и не знала, что нам предстоят еще несколько лет обучения и ординатуры. Ей виделись лишь веселые вечера в общаге, посиделки до утра и парни – много новеньких парней. Городских.

Мы спустились с крыльца и присели на новенькую деревянную скамейку.

Весь мир радовался нашей победе. Солнце обнимало своими теплыми лучами, даря пьянящее чувство восторга и свободы. А мне десяток-другой новых противных веснушек. Мурзя что-то беспрестанно щебетала мне на ухо о своих планах, одновременно откалывая тонкой железной лопаточкой ярко-зеленый перламутровый лак с ногтей. Меня жутко раздражала ее эта привычка. Я морщилась и отворачивалась.

Внезапно весь мир залила кипящая дымчатая синева.

Она прошла всего в каких-то двадцати метрах от нас. Она - Аня. Тяжелой походкой, будто ноги отказывались слушаться ее. В тонком ситцевом платье широкого кроя. С той же безумно рыжевато-красной шевелюрой, выдающей наше родство. На плече ее болталась большая дерматиновая сумка. Это точно была она, но было в ее походке что-то новое, незнакомое мне. И это что-то резко бросалось в глаза.