Я положила руку на живот. Интересно, мой китёнок будет таким же? Если да, надо отлёживаться, пока в животике сидит, а то потом и присесть не удастся… А вдруг в меня получится — маленьким, как хоббит? Ой, нет! Надеюсь, нет! Пусть лучше богатырём — в папу!

Мама Джека открыла общий альбом. И я с удивлением обнаружила, что и на отца мой муж совсем не похож. Может, только ростом? Круглоносый, с глубоко и близко посаженными глазами, с усами и вздыбленным почти по-казачьи чубом над невысоким лбом, Хосе-Мария Рендальез был лишён благородства и чеканности в чертах, которые так нравились мне в Джеке. Судя по фотографиям, мистер Рендальез был неулыбчивым и достаточно строгим сеньором. Кажется, Таня тоже удивилась.

Два часа кряду слушая рассказы мамы Джека о семье, о школе и проказах моего любимого и смеясь от прибауточек и хохм от Хуаниты, я листала альбом за альбомом в надежде увидеть хоть кого-то из бабушек, дедушек, тёть и кузенов, у кого сходства с моим мужем было больше, чем смуглая кожа, карие глаза и тёмные волосы. Тщетно…

Он даже был белее их всех. Симпатичных было немало, но похожих никого среди одиночных и групповых фото на фоне бедного квартала, обшарпанного двухэтажного домика с жалюзи на ставнях, пляжа и улочек Сан-Хуана. Нью-Йоркских фотографий было очень мало. Видимо, все уже в цифровом варианте…

Когда солнце спряталось за горой, и включили свет, я подтянула к себе лежащий последним толстый альбом в обложке, обтянутой лиловым бархатом.

— О, это не наш, — улыбнулась мама Джека. — Случайно прихватила. Лежали рядом. Это моей бывшей хозяйки, сеньоры Эвы. Я храню… Память.

— А можно посмотреть?

— Не стоит, сладкая моя. Чужие люди… — Мама Джека мягко забрала у меня из рук бархатный фотоальбом и поцеловала в лоб. — Тебе уже отдохнуть надо.

— Я не устала…

— Нет-нет, я с врачом созванивалась, как Джакобо велел. Сеньор Кортез сказал, что тебе надо много спать. И глазки не нагружать. Подреми хотя бы полчасика, Анхелита. Потом я тебе на ужин всё что скажешь приготовлю.

— Хорошо, спасибо! — улыбнулась я.

Досадуя на себя, одноногого, беременного зайца с сотрясённой головой, глянула на подружку. Моя Таня всегда была догадлива. Она подскочила и собрала с кровати и тумбочки разбросанные альбомы.

— Я помогу вам донести, миссис Рендальез.

— Спасибо, милая.

Они ушли, Хуанита посетовала на тучи, на то, что завтра будет дождь, а потом тоже оставила меня — «не дымить же на беременную внучку». Тани не было минут двадцать, то есть целую вечность, во мне всё аж искололось мурашками от любопытства!