Катриона застонала, возвращая Габриэля в реальность. Он резко отпрянул, отчего рану снова пронзило болью.

— Что случилось? — открыв глаза, Катриона осмотрела по сторонам, а потом отшатнулась, увидев сидящего рядом Габриэля, — Твоя рана.

Катриона старалась дышать глубоко, чтобы тошнота не дала о себе знать. Только не сейчас, иначе лишних вопросов точно не избежать. Сейчас, она не была готова признаваться мужу в своем маленьком секрете, а приступ, несомненно, наведет его на совершенно ненужные мысли.

— Неужели никогда прежде тебе не доводилось видеть подобные раны? — насмешливо пробормотал Габриэль, немного сдвигаясь в сторону, чтобы Катриона могла подняться с кровати. Несмотря на свое спокойствие, он чувствовал что совсем ослаб от того, сколько крови ему пришлось потерять.

Катриона хмыкнула что-то неопределенное, не зная, что именно ответить мужу. Она ведь и правда в таверне много раз помогала посетителям, которые перебрав с пивом, бросались в драку. Она видела раны и похуже, чем у Габриэля. Но ни разу у нее не было подобной реакции. Она всегда отличалась стойкостью и хладнокровностью, особенно в минуты опасности. У нее всегда была твердая рука, помогающая многим раненным. Почему же она не могла помочь своему собственному мужу? Неужели все дело в беременности и именно из-за этого ей стало плохо? Или в чем-то совершенно другом?

— Надо промыть твою рану.

Сейчас когда ужас первого соприкосновения с его раной прошел и чувствуя себя более менее спокойно, Катриона поспешно отвернулась от бледного Габриэля и подошла к своему туалетному столику, чтобы взять все необходимое. Перелив воду в небольшую чашу, Катриона взяла несколько чистых полотенец, а затем снова подошла к мужу. Стараясь держать свои чувства в уезде, она смочила полотенце в воде, и прикоснулась к ране. Габриэль резко вдохнул от неприятных ощущений.

— Прости, — с сожаление в голосе пробормотала Катриона. Собственные проблемы отошли на второй план, стоило ей только бросить быстрый взгляд на Габриэля. Прежде всегда смуглое лицо мужа, теперь становилось все бледнее, всякий раз, когда она прикасалась к его ране. Значит ему все же намного больнее, чем он хотел показать.

Габриэль усмехнулся, удивляясь тому, какой сочувствующей выглядела его красавица жена. Даже удивительно.

— Ты должна получать особое удовольствие, видя как мне неприятно, — насмешливо сказал он, пристально вглядываясь в лицо Катрионы. И когда потрясение отразилось на ее лице, он едва не рассмеялся.

— Я не люблю когда людям больно. Кто бы это ни был, — с горечью в голосе сказала Катриона, сжимая в руках полотенце. — Почему ты всегда думаешь обо мне так плохо?