Он резко подходит, упирается обеими руками в спинку кровати над моей головой, и цедит сквозь зубы:

- Потому что ЛЮБЛЮ! Любил тогда, когда вы крутили пальцем у виска, любил в тридцать, люблю в сорок, и в семьдесят тоже буду любить! Пока не сдохну!

Глава 17

Глава 17

Он убирает руки и отходит, вполне уверенно опираясь на свою больную ногу:

- И знаешь, на этот раз я даже не стану ждать, что ты поймёшь!

- А ты не понял, что и я буду любить тебя, пока не сдохну? – кричу ему.

- Боюсь, Дженни, ты понятия не имеешь о том, что такое любить. И вот здесь самое время сказать тебе ещё кое-что про «Аутиста». Так вот, ты будешь смеяться, но в детстве я поверил тебе. И даже нашёл в библиотеке книжку про аутизм. В ней я почерпнул одну весьма интересную мысль: оказывается, для аутистов любовь - самая сложная эмоция, они не способны её понять. Так вот, когда ты стояла на углу поля, облизывая меня глазами и набираясь смелости произнести в мой адрес первое за годы жизни на одной территории слово, я решил, что буду любить тебя.

Я чувствую, как ускоряется, затем сбивается мой сердечный ритм, потому что душа застыла в ужасе перед словами, которые ещё не произнесены, но смысл их уже известен.

- Первое, - продолжает, - я подумал, что мне, как аутисту, неспособному даже понять, что такое любовь, будет всё равно, кого любить, второе - я решил дать тебе шанс. Сегодня у нас с тобой официальное closure поэтому я скажу тебе всё, и даже попрошу прощения.

Я прижимаю к груди одеяло, стараясь в нём скрыться, спрятаться от очередного, самого глубокого пореза, но бесполезно, его уже не остановить:

- Главное: прошу простить меня за то, что вовремя не поставил между нами реальную точку. Я позволил тебе остаться не только потому, что сжалился или был в шоке от того, что королева валялась в ногах, умоляя простить, нет: семь лет – слишком большой срок. Особенно для парня, который не только не пробовал своим членом других, но даже не целовал их. Да, Дженн, это тоже была любовь, но совсем не та, которая недоступна аутисту. Я позволил тебе остаться, потому что ещё очень остро нуждался в этом сам. А потом настал один прекрасный июньский день, когда я согласился с мнением собственной матери, что не аутист, и никогда им не был. Ты не представляешь, что это за жизнь, милая жестокая Дженни, ты понятия не имеешь о том, какой для них титанический труд просто жить среди нас!

Он отворачивается, позволяя мне видеть только профиль, и улыбаясь, прищурив от удовольствия глаза, продолжает меня резать:

- Мы встретились в автобусе. Но это было не впервые: Викки училась с нами в школе. А ты и не знала, правда? Никто не знал. Её не вспомнил ни Лейф, ни Олсон, ни ты - настолько незаметной она была. Моя Викки сделала себя прозрачной, невидимой, Дженн, чтобы жизнь так больно не лупила руками таких как ты, Марина, Олсон. За всё время только Лейф ни разу не произнёс ваше презрительное «аутистка»! И таких как Лейф, к сожалению, единицы.