Михаил коротко кивнул.
– Сжег?
Покачал головой.
– Уничтожил другим способом? Съел?
Опять покачал головой.
– Но собираешься. Рома тебе приказал.
В этот раз ответа я не получила, всей глыбой Щевелев двинулся на меня, то есть в сторону лестницы. Препятствовать ему – довольно глупая затея, памятуя наши прошлые стычки, я отошла в сторону и пропустила его. И в спину бросила:
– А Калинин сказал, что это последние слова Марка?
Щевелев застыл, так и не спустившись вниз.
– Марк написал несколько писем, не знаю точно, сколько. Может, три, может, пятнадцать. Все они для меня, Марк хотел, чтобы я прочла. Чтобы хоть одно из писем добралось до адресата. Но Рома опередил меня и уничтожил уже два письма, – я подошла к верхним ступеням, – он их сжег. Как думаешь, почему?
Громила медленно повернулся ко мне. Отлично, я завладела его вниманием.
– Ты должен понимать: Рома не хотел, чтобы мне было больно. А Марк хотел. Перед смертью он отправил мне приглашение. «Привет, Слава» – личное обращение ко мне. Он мечтал, чтобы я сюда приехала. Покопалась в его жизни, узнала, как он страдал без меня, саморазрушался, ведь я его бросила, сволочь такая бессердечная. Хотел, чтобы я поняла – все это моя вина, все, что случилось с ним и с окружающими его людьми. Все, что он натворил. А письмо – жирная точка. – Я спустилась вниз, встала напротив Щевелева и протянула руку: – Выполни его последнее желание, отдай мне письмо.
– Его последнее желание – чтобы я присматривал за Ромой, – процедил Щевелев в ответ. Но уходить не торопился.
– Верно. И ты молодец, Рома хороший парень и заслужил верных друзей. Но спутался он с плохой девушкой. Как думаешь, Марк оценил бы такую связь? Связь со мной?
Щевелев сжал кулаки. Не уверена, что это хороший знак.
– Так что ты предпочтешь, Миша: уничтожить письмо или уничтожить меня тем, что там написано? Выбирай.
Он залез в карман куртки и помахал передо мной смятым конвертом. Так и хотелось выхватить его из цепких рук и бежать куда глаза глядят. Но шанс унести ноги дальше лестницы стремился к нулю. У Щевелева один шаг как мои пять.
– Значит, здесь написано, какая ты сука? – уточнил он.
– Ты же знал Марка. Вряд ли он использовал столь мягкие выражения.
Щевелев задумчиво посмотрел на письмо и решительно передал его мне. Резко развернулся, спустился вниз и в конце концов хлопнул входной дверью.