— Да?

— Возьми меня! —  С извращенным удовольствием наблюдала мгновенную смену эмоций на лице мужчины. От холодности не осталось и следа. Лишь неконтролируемая свирепая жажда. —  Уже ничего не болит…там. Честно! Возьми, снова.

Давыдов утробно зарычал:

— Твою, ж…Мелкая!

— Я же твоя, правда? —  Принялась нетерпеливо расстегивать пряжку ремня, ощущая под тканью брюк пугающе каменную эрекцию. —  Скажи! Хочешь меня? Ведь, хочешь?

— Не заметно?

Заметно! И от того, как заметно, Лера сама стала до ужаса влажной.

Как распутница…вечно готовая для него.

— Вижу, ты полностью готов, хорошенько тр*хнуть свою, — взгляд строго глаза в глаза, — любимую девочку! Любимую же?

Эта фраза и оказалась последней каплей в чаше самообладания Германа.

Сорвался. Осатанел. Окончательно спятил.

Не важно. Стало все равно. В целом мире осталось только ощущение веса его тела, пришпилившего ее к матрасу. Только его руки и губы. Только ненасытные проникновения, лишающие разума. Продирающие своей сладостью, едва ли ни до костей. Даже раздеться не успели. Так отчаянно торопились слиться воедино, что обнажили лишь стратегически важные части тела.

— Что ты делаешь со мной, безумная девчонка? —  Ругал ее в коротких перерывах. —  Зачем провоцируешь?

Ответ был прост, и насквозь пропитан страстью. Вперемешку с обидой:

— Демонстрирую себя во всей красе…м-м-м, Боже, да…Не видишь? Ослеп? Смотри лучше, от чего ты собрался отказаться, придурок! О, да…Герман! Еще! Пожалуйста, не сдерживайся. Будь собой. Вот так. Хорошенько-хорошенько меня… То есть…хотела сказать…подумай хорошенько, Давыдов. Я…сделаю тебя счастливым. Только…я!

— Малышка моя…сдается мне, что откажешься…ты.

— У тебя горячка! Никогда. В этом мире, я ведь только для тебя…а ты, ты для меня! Черт! ДА! Сильнее! Хм…серь…езно, предпочитаешь видеть на этом месте, кого-то другого? Терехова, например? Или…