Мужчина замер на мгновение, наверняка оценивая степень ее адекватности. А после, осторожно заметил:

— Я тебе больше скажу, ЭТО признание наверняка и соседи слышали!

Откуда в ней силы взялись, одному Богу известно, да только Станислава Юрьевича со своего пути, фактически смела. И тут же попала в плен, потемневших до состояния бездонных дыр, глаз Германа. Действуя, точно под гипнозом, медленно приблизилась вплотную к объекту своей грешной страсти. Своей погибели. Удерживая взгляд, нежно приложила ладошку к его щеке, уплывая уже от того, как Давыдов зажмурился. Как тяжело задышал. Словно смаковал момент, пытаясь насладиться обычным касанием.

— Правда, — поинтересовалась в полголоса, — правда…любишь?

Ответом был поцелуй. Столь нежный, что душу наизнанку выворачивало, и на слезу прошибало. Слишком пронзительно. Слишком.

Не так. Что-то не так!

Нутром неладное чувствовала. Инстинкты бунтовали и ревели. Он…будто прощался с ней. В горле стало горько от подступившей желчи.

Нет! Пожалуйста…нет.

Отстранившись, Давыдов наклонился прямо к уху, и прошептал:

— Всегда, мелкая. Всегда!

Чтобы он не имел в виду, ей это совершенно не нравилось. Совершенно!

Глава 42

Глава 42

Почему?

Да потому что, «всегда» — слишком долго, чтобы быть правдой!

Валерия вперилась в него настороженным проникновенным взглядом, желая отыскать в мимике, в жестах хоть какой-то намек на объяснение столь странному поведению. Пусть, совсем мизерный, но все же. Старалась и не моргать вовсе, только бы ничего не пропустить. Один черт… старания пошли прахом. Лицо Германа напоминало сейчас холодную равнодушную маску, вырезанную из мрамора умелой рукой талантливого скульптора. Чужую. Отстраненную. И совершенно ей не знакомую. До боли прикусила губу, опасаясь закричать ненароком.