Словно схожесть с кочергой делала тебя лучше.

И сама Дева Летописеца оскорбится, если твоя дочь будет выглядеть как здоровый ребенок.

— О, да, спасибо Лилит, — сказал отец ровным тоном. — Мне побольше, прошу.

Куин закрыл глаза, пытаясь убедить свое тело сделать шаг вперед. Переставить одну ногу за другой, это ведь не сложно.

Его новомодные «Эды Харди» показали ему средний палец на такое предложение. С другой стороны, во многих смыслах войти в столовую — словно спуститься в ад.

Он позволил сумке рухнуть на пол. Пара дней, проведенные в доме его лучшего друга Блэя, хорошо повлияли на него, дали передышку от полной нехватки воздуха в семейном особняке. К несчастью, возвращение жгло так, что лучше бы он вообще никогда не покидал этот дом.

Так, ладно, это ведь смешно. Он не мог продолжать стоять здесь как тумбочка.

Повернувшись к стене, Куин наклонился к антикварному зеркалу в полный рост, висевшему справа от входа. Так продуманно. В соответствии с нуждой аристократов выглядеть на все сто. Гости могли проверить состояние своих причесок и нарядов, пока дворецкий принимает верхнюю одежду и шляпы.

Лицо молодого претранса в отражении отличалось идеальными пропорциями, хорошей линией подбородка, губами, которые, когда он станет старше, наверняка будут вытворять развратные вещи с голой кожей. Или, может, он просто размечтался. Волосы как у Влада Колосажателя, торчали вверх острыми пиками, на шее болталась велосипедная цепь и куплена она была не в «Урбан аутфиттерз»… он снял ее с велосипеда на двенадцать скоростей. В общем и целом, он выглядел как воришка, проникший в богатый особняк и собиравшийся обчистить место, умыкнув столовое серебро, украшения и технику.

Ирония заключалась в том, что его закос под гота — не то, что так оскорбляло семью. На самом деле, он мог раздеться, засунуть себе подсвечник в задницу и бегать по первому этажу изображая Хосе Кансеко[1], подкидывая антиквариат и предметы искусства в воздухе — но это и близко бы не стояло к сути проблемы.

Дело в его глазах.

Один голубой. Второй — зеленый.

Ууупс. Прокол.

Глимера не терпела изъяны. В фарфоре или розовых кустах в саду. На обоях, коврах или столешницах. В шелке их нижнего белья или шерсти их свитеров, шифона платьев.

И уж точно никогда — в своем потомстве.

С сестрой было все нормально… не считая «небольшой проблемы с лишним весом», в действительности надуманной, и шепелявости, которую исправит челюстно-лицевая хирургия… а, ну и характера, которым она пошла в мамочку. А это дерьмо ничто не исправит. Брат, с другой стороны, был настоящей-мать-его-звездой, идеальный сын с идеальной внешностью, готовый продолжить их род с женщиной, выбранной для него семьей — в сексе без стонов и пота.