Светлый фон

— Да. Когда они плохо себя ведут.

Анна залилась смехом.

— Так тебе книжку нужно издать. «Письма сотрудникам». Знаешь, для многих руководителей это проблема. А так он книжку купил, открыл оглавление: увольнение — страница 32.

Женя рассмеялся.

— А почему ты в Киеве в конце декабря? — сменила она тему.

— Я переезжаю. Ищу квартиру.

Анна вновь удивилась.

— Мы завершили контракт с китайцами. Открыли представительство в Киеве. Так что большую часть времени я буду здесь.

— Ясно.

Женя погрузился в рассказ об открытии офиса. Анна внимательно слушала. Рядом с ним она чувствовала себя необъяснимо комфортно. Он очень отличался от Игоря: в его словах не слышалось иронии, и он не умножал двенадцатизначные цифры в уме. Не читал стихи и не рассказывал анекдоты, как Матвей. Но с ним удивительно легко. Под ничего не значащую болтовню они доехали до «Купеческого двора».

От автомобиля к ресторану шли, молча восхищаясь душистыми соснами в снежных шубах. Вдыхали воздух, наполненный кристально чистой энергией. Наконец зашли внутрь. Администратор предложил разместиться на втором этаже главного зала. Они поднялись по деревянной винтовой лестнице, украшенной резными панелями. Анна выбрала место у камина. Стол сервирован белой скатертью, вокруг гордо стоят кожаные кресла, на стенах полосатые обои, купол потолка отделан шелком. Салат оливье по рецепту 1886 года, с красной икрой, и котлета Пожарского — ее выбор в этот вечер. Невозможно отказаться от дореволюционных рецептов.

Официант удалился. Женя внимательно посмотрел на нее.

— Ты очень красивая, — заключил он.

На ней длинное платье в клетку. Анна улыбнулась: его комплименты настолько нормальные, что это веселит.

— Ты тоже, — похвалила она.

Женя одет безупречно. Белая рубашка в красную и синюю полоску, красный пуловер с V-образным вырезом, синие зауженные брюки с идеально заутюженными стрелками. Анна посмотрела на его часы:

— Ты разбираешься в часах?

Он кивнул.

— А зачем тебе?

— Один мой знакомый говорит: «Посмотри на мои часы — и ты все поймешь». А я смотрю: часы как часы — и ничего не понимаю.