Я прижималась в стене, спрятав руки за спиной, и тяжело дышала. Ненавижу бегать. И ненавижу рассказывать о своих чувствах. Поэтому я без возражений дала парню право высказаться.
– Я не буду за тобой бегать! Никто не будет за тобой бегать! – Золин внезапно взмахнул рукой, на лету сжал её в кулак, а затем прикусил костяшку указательного пальца. – Я бы сейчас мог соврать, что там было просто эссе, и оно не про тебя. Но знаешь, мне надоело уже врать. Когда дело касается тебя, мне всегда приходится увиливать, чтобы тебя не спугнуть! Меня бесит то, какая ты!
В этот момент его лицо исказилось то ли от страха, то ли от отчаяния. Скулы отчётливо проступили, вены на шее вздулись. Золин посмотрел на моё лицо, молчал несколько мгновений, а затем выдавил, уже намного тише:
– Я больше не собираюсь врать, что ты мне безразлична. Никогда в жизни мне ещё не приходилось так долго молчать о своих чувствах. Я тебе клянусь, если бы ты родилась в Лораплине, мы бы начали встречаться ещё тогда, ещё в Академии! Ещё в тот момент, когда ты свисала с крыши в одном полотенце!
Я почувствовала, как подкашиваются колени. Сама с трудом соображая, что происходит, начала съезжать по стенке вниз.
– Я тебя люблю. И делай теперь что хочешь, но убежать уже не выйдет. Ясно? Тебе придётся мне ответить. В любом случае. Либо «да», либо «нет», но ты не отмахнёшься, ты не сделаешь вид, что ничего не было.
«Я тебе не позволю», – предполагаемое окончание фразы так и повисло в воздухе.
– Ну?! – воскликнул парень, глядя на меня сверху вниз. – Не молчи, Майки. Либо мои чувства взаимны, либо нет.
– Золин… – хрипло проговорила я. – Алан мой отец.
Это была одна из тех пауз, которые не должны возникать, но они возникают. Золин ошарашено замер. А я… придумывала, что сказать.
− Я узнала об этом сегодня. И убежала… потому что… потому что… у меня тут внутри всё… – Я абстрактным движением обвела область в районе груди. – Тут так всё болит, – шёпотом закончила. – Если бы ты только знал, как мне больно.
Золин осторожно присел на колени, чтобы наши лица находились на одном уровне.
– Я не хотела тебя обижать, – всё ещё шёпотом выдавила я, – но мне так тяжело говорить. Я даже когда просто думаю, эти слёзы, они всегда текут… а я так этого не хочу.
– Майки…
– И я не могу тебе показать. Я выкинула твой репейник.
– Какой ещё репейник? – Золин недоумённо посмотрел на моё пришибленное лицо.
– Ты уехал и оставил только репейник у меня на спине.
– Ты хранила этот репейник?
– Целый год.
– Это значит «да»?