— Дальше… — Печальная улыбка коснулась потрескавшихся губ Филиппа. — Я стал лишним. Ребекке не нужны были рассказы, она слушала сказки Альберта…

— Сказки? — Мне показалось, что этот допрос и Ену дается с трудом.

— Истории про чудовищ, живущих среди людей. — Филипп устало потер лоб, покрытый мелкими капельками пота. Видно было, каких трудов ему стоит говорить ясно и четко, не путаясь в своих безумных мыслях. — О том, что все мифы и легенды реальны. А магия существует рядом с прогрессом. Альберт знал тысячи таких историй мог рассказывать их не переставая.

Итак, теперь ясно, откуда взялся материал для фрески. Ребекка и вправду не была магом, ее фантазию питали истории некоего Альберта. Но кто он такой? Откуда он знал о Тайном Мире? Ведь феи у дома Ребекки не упоминали про то, что один из друзей девушки был магом. Тогда как?

Филипп все больше бледнел. Я с ужасом отметила то, как часто он дышит и как равнодушно глядят его глаза. Ен выругался, стряхивая нити со своих рук. Стоило последней со звоном треснуть, как Филипп повалился на постель, глотая воздух, как пойманная рыба. Тени втянулись в свои темные углы под затихающий злой шепот. Осталась только атмосфера ужаса, наполнившая комнату.

— Демоны дери эту клинику! — рявкнул Ен, морщась и потирая виски. — Я не знаю, чем его накачали, но в голове у него настоящая каша.

Филипп с отсутствующим видом лежал на постели и тупо таращился в стену. Тощий, потерянный, сломленный. Было так больно и горько смотреть на него, видеть его отчаяние и боль, видеть, что сделала с человеком вина. И его ли? Что он мог? Я пересела ближе к Филиппу под злющим взглядом Ена, погладила парня по голове. У него впереди вся жизнь, радости, горести, любовь, возможно, счастливая старость. Неужели он проведет всю оставшуюся жизнь в этом месте, запертый наедине со своими кошмарами?

Филипп вздрогнул и заскулил, прижимаясь к моей руке, как верный, переживший разлуку пес. Он скорчился, поджав колени к груди, дышал прерывисто и тяжело, а я продолжала перебирать его волосы, пропуская их между пальцев. Автоматически, даже не понимая зачем. Мне было неприятно это место, этот запах болезни и скорби, эта грязная постель, ветхое белье на мальчишке. И его волосы. Я с отвращением перебирала их, стряхивая на пол мерзкую паутину. Липкая, колючая, она жгла пальцы и прилипала к ним, но я упрямо отдирала ее от волос Филиппа.

— Лиа, что ты делаешь? — Голос Ена я услышала, но даже не остановилась.

— Паутина. Ты видишь, она всюду, — шепнула я, выдирая мерзкий серый комок из спутанных кудрей. — Она мешает ему, не дает дышать… Я уберу, и мальчику станет легче.