Не успеваю переодеться, как раздаётся телефонный звонок. Не могу поверить, что на экране действительно светится её фотка. Поднимаю трубку и слышу взволнованный голос. А дальше всё развивается быстро: Рид. новость о том, что Дженнифер кто-то избил, и те напряжённые десять минут, в течение которых мы добираемся на додже до школы.
Девчонка и правда выглядит плохо. Нападали группой, хоть она и отрицает. Незамедлительно едем в больницу.
Смотрю в зеркало лобовика: Дженнифер лежит у Рида на руках. Он прижимает её к себе, и я вижу как на его лице страх и злость сменяют друг друга. Даже представить не могу, что бы я чувствовал, случись подобное с моей Роуз.
Весь вечер проводим в больнице. Он — с ней в палате, а я в коридоре. Врач рассказывает Риду и родителям о многочисленных травмах. К счастью, самые серьёзные — перелом пальцев и сотрясение мозга. Полагаю, что Бен и Грейс не оставят всё так, как есть.
*********
Проходит несколько дней, Дженнифер идёт на поправку, и на лице Рида впервые за долгое время появляется улыбка.
А мои будни серые и одинаковые. Роуз не объявляется, и чувствую я себя всё хуже — плата за мою вспыльчивость и несдержанность. Мой дед всегда ругал меня за это: «Сначала думай, потом — делай». У меня всё с точностью, да наоборот…
Решаю, что хочу хотя бы увидеться с ней. Потому что не могу: лезу на стену и с ума схожу. Тот, кто придумал эти муки, должен гореть в адовом пламени!
Стою у доджа, припарковавшись у железного забора. Выкурю сигарету и двину ко входу, чтобы Роуз от меня не ускользнула.
— Какие люди! — раздаётся рядом женский голос. Поворачиваю голову направо: у внедорожника, припаркованного по соседству, та самая, известная на всю Блу Хай, задира, младшая сестра Виктории Адамс.
— Чего тебе? — равнодушно интересуюсь я. На задворках памяти всплывает рассказ Исайи о том, что она пыталась издеваться над Роуз.
— Да всё спросить хотела, — тянет она и подходит ближе, изображая уверенную в себе сучку, — ты меня на своём додже, когда покатаешь?
Улыбается подруге, накручивая на палец до безобразия осветлённые волосы.
— Никогда. Ты не в моём вкусе: тощая и плоская, — ухмыляюсь я, глядя на неё сверху вниз. Кто-то ведь должен открыть ей глаза на правду.
С удовольствием смотрю на то, как быстро меняется выражение её, не в меру разукрашенного, лица.
— И это говоришь мне ты? — насмешливо фыркает она.
Мои брови взлетают вверх. Мерзкая. Похоже, у них — это семейная черта.
— Проваливай отсюда и не беси меня, — отвечаю я тоном, обозначающим её место.