— По-моему, я видела ее в холле. Она закрыла лицо вуалью. Ричард уверяет, что это не его наложница. Она что же, принадлежит твоему брату?
— Нет, Элинор, — насмешливо проговорил Симон. — Она моя. Я вызволил ее из гарема султана Египта.
— Не называй меня этим проклятым именем! Ты ведешь себя как твой кумир, Генрих II, — заводишь содержанку, ни от кого не таясь! — Она бросилась к нему и расцарапала его щеку.
— Успокойтесь, миледи, — спокойно проговорил он, отводя ее руки от своего лица. — Избавьте меня от ваших истерик.
43
43
Элинор снова поселилась во дворце своей сестры Изабеллы на южном побережье Италии. Ее угнетала разлука с Симоном, их ссора, в которой теперь, по прошествии времени, она винила одну лишь себя. Погрузившись в мрачную апатию, она почти не выходила из своей комнаты, мало и неохотно ела и плохо спала по ночам. Под глазами ее залегли черные тени, она ослабела, и обе Изабеллы тревожились о ее здоровье. Она со дня на день ожидала начала родов.
Однажды ночью Элинор очнулась от легкой дремоты, почувствовав прикосновение чьей-то теплой ладони к своей голове.
— Дорогая! Я разбудил тебя!
— О, Симон! Я уже не надеялась увидеть тебя. — Она прижалась лбом к его руке и сквозь слезы произнесла: — Прости меня! Я так виновата перед тобой!
— Нет, дорогая! Это я был не прав! Я не смел вести себя с тобой так жестоко!
— Сим, ты здесь, и это для меня самое главное! Прости мне мою вину и давай забудем обо всем, что произошло. Только не бросай меня больше, ладно?
— Кэти, я не должен был отсылать тебя в Бриндизи. Я обрек нас обоих на жестокие муки!
Он лег рядом с ней на кровать и гладил ее по голове, пока она не заснула счастливым, безмятежным сном, положив голову ему на грудь.
Через три часа Элинор проснулась и с криком схватилась руками за живот. У нее начались роды.
Неустрашимый Симон зажал уши руками и спасся бегством. Он долго бродил по берегу моря, а когда отважился заглянуть во дворец, ему сообщили, что Элинор благополучно разрешилась от бремени здоровым мальчиком.
Все те несколько недель, пока Элинор поправлялась после родов, Симон почти неотлучно находился в комнате, которую она делила с маленьким Симом. Он был терпелив, ласков и нежен с ними обоими, он старался предупредить малейшие желания Элинор. Его заботливость согревала ее, словно лучи жаркого июньского солнца. Но, какими бы доверительными ни были их отношения в эти дни, Элинор не решалась спросить его о том месте, которое занимала в его жизни особа под вуалью.
Однажды до слуха Элинор, укачивавшей маленького Сима, донеслись гневные раскаты голоса де Монтфорта. Она передала ребенка служанке и опрометью бросилась вниз, предчувствуя недоброе. Симон размахивал листом пергамента перед лицом испуганного этой вспышкой Рикарда де Бурга и изрыгал проклятия.