— Знаешь, скажу я тебе, огромное преимущество иметь в замке ребенка. Дитя отвлекает внимание нашей чертовки миссис Холл, и она не возникает у постели, как только я начинаю заниматься с тобой любовью.

— Парис, ты знаешь сам, что любишь ее не меньше меня!

— Да, конечно. Но она предсказуема, как флюгер. И когда я готов, я не могу рассчитывать, что она не появится под каким-нибудь предлогом и не пробудет до тех пор, пока я не растрачу свою энергию зря.

— Дамаскус права. Мужчины очень вульгарны, — засмеялась Табризия.

— Ты такая красивая, что у меня дыхание перехватывает, — с нежностью сказал Парис.

— О дорогой, я чувствую себя, как свинья, наевшаяся инжира, — возразила она.

— Да ты никогда не выглядела так прелестно! — заявил он.

— Иди, я покажу тебе!

Он взял ее на руки и понес к зеркалу. Она привалилась к его сильному телу, и они принялись рассматривать свое отражение. О, сколько раз за прожитое вместе время они так делали! Сейчас они являли собой настоящую картину счастья и никогда раньше не чувствовали себя ближе друг другу. При взгляде на их отражение у Табризии вырвались слова:

— Возьмите канву вашей жизни и нарисуйте на ней рай. А потом входите в него.

Жизнь была тяжелая, но она научилась быть счастливой сейчас, сегодня, не припасать счастье на будущий день, который может никогда не наступить.

Глава 20

Глава 20

Подули резкие октябрьские ветры. Холмы, окрашенные в сентябре папоротниками красно-бурого цвета, превратились в мрачные серо-коричневые. Промозглые морские туманы по утрам превращали горизонт в бесконечную череду оттенков серого. Влажность пропитывала абсолютно все в доме — в шести шагах от камина уже было сыро.

Трой удивительно хорошо поладил с Адамом Гордоном, они вместе ходили на бесконечные охоты, в то время как Александрия и Табризия неустанно шили наряды для ожидаемых младенцев. День ото дня Табризия все больше горела от нетерпения стать матерью.

С наступлением ноября стало холоднее, но суше. Бледное зимнее солнце светило довольно ярко, но тепла не давало. Ребенок должен был появиться в этом месяце, и Парис не мог скрыть озабоченности из-за приближающегося испытания для его любимой. Он решил поехать в Эдинбург за настоящей умелой акушеркой и поселить ее в Кокбернспэте на период до и после родов. Хотя жена его была в прекрасном состоянии и не казалась слишком тяжелой, но через несколько недель ей рожать, и он решил не испытывать судьбу. Он уехал на заре, чтобы вернуться с акушеркой задолго до темноты.

Табризия пошла в кладовую рядом с маслодельней, хотела взять травы для белья, чтобы оно пахло свежим сеном. И тут она с удивлением увидела, как, сильно запыхавшись, во двор въезжает на лошади Маргарет.